Жанна Гаузнер - Париж — веселый город. Мальчик и небо. Конец фильма

Света пригубила, пока остальные пили, — нет, то был не компот из сухофруктов на этот раз!

Она закашлялась так, что у нее слезы из глаз брызнули.

— Ух ты, мой птенчик дорогой, моя красулечка! — залопотала Валя. — Ничего, ничего, привыкай, пригодится!

— За Баку, Рудя! — сказал Игнатий и еще раз выпил.

— А что, — пожал плечами Рудька, — в Баку спиртное тоже есть.

— Конечно, в чем дело? Нефть… — усмехнулся Игнатий. — Езжай, езжай, брат…

— Ой, не могу! — хохотала Валя. — Рудя, прочитай те стихи!

Он вынул из кармана потрепанный листок и стал читать стихи.

В них ничего не было дурного, они даже понравились Свете, особенно последние строчки:

Но Валя сказала:

— Ай, мура́. Я не те хотела. А те, другие, помнишь? Про стриптиз.

— А что это такое? — спросила Света, чтоб как-то участвовать в разговоре.

— Ты не знаешь, — рассмеялась Валя. — Я бы показала, что это! Да вон холодно только.

— Брось. По роже схлопочешь, — пригрозил ей Игнатий, а Света почувствовала, как екнуло ее сердце, будто давая первый сигнал тревоги.

— Мы скоро обратно? — спросила она.

— А куда тебе торопиться, артисточка моя? — спросила Валя, тяжело и мутно разглядывая Свету.

— Никакая я не артистка, — разозлилась Света, — глупости.

— Почему же глупости, детка?

— Потому что еще большой вопрос, что из меня получится. Еще большой вопрос! Я, может, на завод пойду работать! — закричала Света. Ей во всем хотелось противоречить Вале.

— Правильно, — сказал Игнатий, — многостаночницей.

— О-ой! — застонала Валя сквозь смех и повалилась на песок.

— Леша, отвезите меня, пожалуйста, домой, — попросила Света.

— В чем дело? — спросил Игнатий сурово. — Лешка, сидеть!

Ей стало очень страшно, Свете. Она поглядела на Рудю, тот молчал.

— Валя, скажите, чтоб он меня отвез! Вы не имеете права тут меня держать насильно, не имеете!

— Тебя, может, и привезли сюда насильно, а? Но ты не волнуйся, Света. Никто тебя тут силком держать не собирается. Ты при свидетелях пообещай, что познакомишь меня с отцом и скажешь, что у меня талант большой и что я тебе нравлюсь. Понятно? Нет? А иначе, между прочим, я ему рассказать могу, как ты с Рудькой в лесу целовалась и с нами тут коньячок пила. Красиво? Ведь ты еще девочка, школьница. Очень красиво.

Света помолчала с минутку, и все молчали.

Леша бросил камень в воду.

Наверное, за эту минуту, такую короткую и такую длинную, что-то произошло в Светином сознании и в ее душе. Что-то решающее и серьезное. Будто ощутила: переступи она сейчас какой-то рубеж, и скверно начнется ее путь по жизни, нехорошо.

Тут надо по-взрослому, самостоятельно, четко и со всей ответственностью.

— Вы меня не пугайте, Валя, — сказала Света, с радостным удивлением прислушиваясь к тому, как спокойно зазвучал ее голос, — а с отцом знакомить я вас не стану.

— Почему так?

— А вот так.

— Нет, ты скажи — изволь!

— Потому что вы скверный человек, Валя, а папа человек замечательный.

Ее голос звучал громко, уверенно и спокойно, совсем как у ее матери Ирины Всеволодовны.

Валя пододвинулась близко к Свете, от нее противно несло винным перегаром.

— Так. Значит, Валентина — барахло, а папа твой замечательный. Так, значит…

Она фыркнула в кулак, посмотрела на Свету мутными сизыми глазками, повертела головой.

— А тебе известно, Светочка, что у твоего хваленого папочки любовница есть, а? Известно, к примеру? Что он ее к себе на работу зачислил и по командировкам за собой таскает Кирку-то, что она еще, того гляди, отобьет твоего папочку у твоей мамочки. Вот тогда запоешь из «Анны Карениной», дорогая моя!

По-взрослому четко, со всей ответственностью Света ответила:

— Зачем вы выдумываете такие ужасные, дрянные вещи, Валя, зачем? Как вам не стыдно?.. Прощайте.

Встала и, повернувшись, зашагала, тяжело увязая в песке.

— Лешка, а ты сиди! Не смей! — услышала она за своей спиной.

Через минуту Света что-то вспомнила и стала судорожно стаскивать с себя голубой джемперок. Но какая-то петелька зацепилась за пуговицу Светиного платья, ее никак не отцепить было. Света дернула что есть мочи, так, что пуговица отлетела, и стащила джемперок. Сразу стало холодно спине и рукам.

Она сложила джемпер, подскочила к Вале, положила его на песок рядом, ни на кого не глядя, и снова ушла.

— Артистка из погорелого театра! — крикнула Валя вслед. — Ой, не могу!

Когда Света добралась до шоссе, она услышала голос Руди.

— Света, не будьте ребенком! — кричал он ей в спину. — Вы что, пешком решили добраться до Сойкина? Да погодите же, Лешка вас отвезет!

Она долго не оборачивалась, шла быстро, Рудя едва за ней поспевал.

— Да скажите, куда вы идете, Света!

Она обернулась, топнула ногой.

— Во-первых, не смей мне говорить «вы», слышишь? Не смей! Не смей, дурак набитый! Не смей!

— Ну, ладно, пожалуйста, не буду. И пошли обратно, Лешка тебя отвезет.

— Никуда я обратно не пойду. Понял? Никуда, никогда! О, теперь никогда!

Она заплакала и стала вытирать глаза и нос подолом, платка не оказалось. Одна ее коса выбилась из прически. Света тряхнула головой, косы упали на плечи, а шпильки Света швырнула в кусты.

— О, теперь всё! Я хочу домой, я пойду на станцию. Где здесь станция?

Он понял, что она действительно ни за что не вернется на берег.

— На станцию так на станцию, — решил внезапно Рудька, — я тебя провожу. А реветь не надо. Юмора, юмора! Ведь мы бесстрашная советская молодежь, верно?

— Без тебя знаю, дурак, — огрызнулась Света, — далеко станция?

— Не очень, если лесом, напрямик. Пошли. На, бери мой пиджак, холодно. Да ну, бери давай! И — ходу. Собирается дождь.

Они пошли молча и быстро по узкой лесной тропе. Было темно, ветер кренил верхушки деревьев, пахло сырым можжевельником, грибами, осенью.

— Это еще с того вечера началось, когда, мы с тобой в кино ходили, — сказала наконец Света, как бы уяснив себе суть вещей.

— Да что началось?

Она долго молчала и быстро шла.

— Скоро станция?

— Скоро. Осторожно — коряга.

Он хотел взять ее за локоть, она выдернула руку.

— Да не бойся ты, Светка.

— Ничего я не боюсь. Просто не хочу.

Вдруг она повеселела.

— Рудька, знаешь, а есть один человек. Один человек! — воскликнула Света.

— Какой человек?

— Один такой. Во-первых, высокого роста, — сказала Света не без злорадства и как бы мстя Руде за все свои злоключения, — он вообще красивый. Мы давно не виделись. С весны. Он с папой работает. Это замечательный человек, — сказала Света, которой показалось в этот миг, что нет в мире более благообразной и выдающейся личности, чем Санька Куманек, — а я плохо с ним обошлась. Подло.