Жанна Гаузнер - Париж — веселый город. Мальчик и небо. Конец фильма
- Название:Париж — веселый город. Мальчик и небо. Конец фильма
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Москва — Ленинград
- Год:1966
- Город:Советский писатель
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Жанна Гаузнер - Париж — веселый город. Мальчик и небо. Конец фильма краткое содержание
Отличительная черта творчества Жанны Гаузнер — пристальное внимание к судьбам людей, к их горестям и радостям.
В повести «Париж — веселый город», во многом автобиографической, писательница показала трагедию западного мира, одиночество и духовный кризис его художественной интеллигенции.
В повести «Мальчик и небо» рассказана история испанского ребенка, который обрел в нашей стране новую родину и новую семью.
«Конец фильма» — последняя работа Ж. Гаузнер, опубликованная уже после ее смерти.
Париж — веселый город. Мальчик и небо. Конец фильма - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
— Гурген, да-ра-гой! И ты здесь? И ты поздравить пришел? Замечательно!
А Гурген отреагировал именно так, как нужно было, да и могло ли быть иначе? Золотое солнце, резвый ветер, толпа, шум, великолепные — темно-вишневые, с желтой полосой, — сверкающие машины — целый караван, подарок республике! Ведь это такой же праздник, как вселение в новый дом или пуск гидростанции на бурной горной речке! Это — радость. Она заразительна. И порождает иные, добрые чувства.
Гурген осклабился, поцокал языком и стал продираться сквозь толпу, ни на кого не глядя. Он не кинулся в объятия Бабурии, он только подошел к нему вплотную, заломив шапку на затылок. И Бабурия сдвинул свою панаму на затылок. Так они постояли друг перед другом, улыбаясь. Бабурия потрепал Гургена по плечу и легонько толкнул его в грудь. Тот от смущения все улыбался, глядя себе под ноги, а потом пожал Бабурии обеими руками локоть. Повернулся на каблуках и побежал обратно к своей баранте.
Поработали нынче. Славный день.
…С гор повеяло свежестью. Лежать на камнях было неудобно, он встал и побрел вдоль Арагвы к себе.
Славный день, славный день.
Мусатов прошел в свою горенку и распахнул окно в яблоневые заросли. Влетела птаха, уселась на камеру, лежавшую на столе, прямо на ободок объектива, и упорхнула.
Он погляделся в зеркало; ну, неприлично черен. А усы отросли так, что лезут в рот.
Он подстриг их тупыми хозяйкиными ножницами.
Потом прилег на ларь, покрытый домотканым ковром, который служил ему постелью.
За яблонями у калитки, выходящей на шоссе, остановился «вездеход» Варкеша, Мусатов узнал его по скрипу тормозов. Это Кира вернулась из Тбилиси. Но почему она подъехала сюда? Значит, привезла какие-то новости.
«Неприятные», — сразу подумал Мусатов. Он встал с ларя и подождал.
Через минутку Кира появилась под яблонями и подбежала к открытому окну. Она устала, у нее посерело лицо.
— Виктор Кириллович, — сказала Кира, — вам скоро придется вылететь в Москву.
— Как, до конца съемок?
— Да, через несколько дней, через неделю.
— Это еще зачем?
— Смотреть материал.
— Это еще зачем?
Он взглянул на Киру неприязненно, почти злобно, будто это она сама все придумала.
— А кто хочет смотреть?
— Ну… дирекция… редакторы.
— Оружейников в отпуске? Савицкая за главного?
— Да, — ответила Кира совсем тихо, чтоб он еще больше не рассердился.
— Понятно. Никуда я к чертовой бабушке до окончания съемок не поеду.
— Но тогда они будут смотреть без вас то, что мы уже отправили, а там печатают. А ведь это хуже… — твердила Кира.
Он не слушал ее.
Она отлично понимала, что фильму «Добрый человек» грозит какая-то новая опасность, и видела, как встревожен Мусатов.
Он рылся в кармане, ища сигареты и глядя куда-то поверх Кириной головы, на яблони, полные плодов. Смеркалось.
Вдруг Кира заметила, что он криво подстриг себе усы.
— Ну, Виктор Кириллович, ну, не расстраивайтесь, ну все будет здорово, увидите!
Она обняла его за шею.
Он не шелохнулся, только скосил на нее взгляд.
— Вы думаете?
— Конечно!
Она поцеловала его в щеку, потом прижалась губами ко лбу.
— Вы мой самый… самый… самый…
— Ну бог с вами, Кира. Ну, что вы…
Его голос дрогнул. Он положил на ее плечи свои тяжелые загорелые руки. Она притихла, а глаза ее так сияли, что он прищурился.
— Молодец… разыскала мальчишку на ишачке…
Он еще пытался придать иной характер тому, что здесь происходило. Легонько прижал палец к кончику ее носа и притронулся губами к ее лбу.
— Умница.
Потом он сжал ее плечи и поцеловал в губы. Такой поцелуй женщины помнят и в семьдесят лет.
— Уходите, Кира, — сказал он, — уходите подобру-поздорову.
Она не двигалась.
— Уходите.
Она покорно соскользнула на землю и, отойдя на шаг, обернулась, кивнув. И побежала под яблонями к шоссе, по которому по-прежнему мчались машины.
Кира бежала, не касаясь земли, она это отлично ощущала, да и Мусатов это видел, кажется, в полумраке сада. Во всяком случае, ему почудилось, что Кира пролетела очень низко над землей, а крылья ее задели ветки, склоненные под тяжестью плодов.
Он закурил и все стоял у окна.
Позднее за кряжем появился бледный свет. Он разрастался все сильней и шире, и вскоре из-за гор поднялась и сама румяная, как яблоко, сочная, спелая луна, предвещая новый съемочный день.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Август месяц выдался трудным для Кати Глущенко. Сначала дочка Галя болела ангиной, потом сын — желтухой. Он стал лимонного цвета, а белки глаз — зеленоватого. Света помирала со смеху, на него глядя, а Катю бесил этот смех. Она нервничала, Борька капризничал: ему хотелось килек, а его пичкали медом.
Борька кричал:
— Ма-ама, мне кильку хочется!
Света спрашивала:
— Я пойду к Наташе, можно? — хотя отлично знала, что следует помочь Кате мыть посуду.
— Ох, иди куда хочешь, делай что хочешь! — вздыхала Катя.
А как-то среди ночи Клавдия Авдеевна почувствовала себя худо. Это с ней и раньше случалось, она глотала всякие таблетки; но на этот раз сердечный спазм был посильней, и пришлось вызвать «неотложку».
На другой день из города примчался Василий Максимович.
Инфаркта не обнаружили, но велели лежать неподвижно, как если бы он был.
— О Казани и школе придется пока забыть, тетя Клава, — сказал Василий Максимович строго, — я месяц не дам тебе сойти с постели, так и знай.
Вечером, когда Катя перестилала постель больной тетке, явилась Ирина Всеволодовна.
«Посочувствовать пожаловала», — подумала Катя, у которой был замученный вид.
— Дайте-ка я, Катюша, — сказала Ирина Всеволодовна, снимая свои ажурные перчатки.
— Вы?.. — пожала плечами Катя, однако отошла от постели и опустилась на стул.
Ирина Всеволодовна быстро и ловко перестлала постель, почти не потревожив больную; потом потребовала теплой воды, одеколона, полотенце и обтерла ей лицо и руки. Она надела свекрови свежую сорочку так, что больной пришлось лишь немного приподнять голову.
Катя молча наблюдала.
— Тетя Клава почти ничего не ела сегодня, — сказала она.
— А может, винограду? — спросила Ирина Всеволодовна. — Я привезла.
— Мне как раз хотелось, — сказала Клавдия Авдеевна, — винограду и, знаешь, чай с лимоном.
— Как ни странно, — сказала Ирина Всеволодовна, — но лимоны я тоже привезла.
С этого дня Ирина Всеволодовна стала часто приезжать на дачу. А если Катя или Света хотели перестелить постель Клавдии Авдеевне, или ей нужен был горчичник под левой лопаткой, или же следовало сделать еще какую-нибудь процедуру, неизбежную для лежачего больного, она говорила:
— Да ну, погодите вы. Вот Ирина приедет…
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: