Жанна Гаузнер - Париж — веселый город. Мальчик и небо. Конец фильма

— Вас? С папой? Зачем?

— Тебе, наверное, наплели, что я где-то маникюршей работаю, — сказала Валя, — так вот знай, что у меня есть тоже большой талант для кино. Поняла?

— Но папа… — начала Света.

— Вот видишь, — перебила. Валя Бунчикова, — ты уже загордилась! Все люди такие.

Она стала часто возвращаться к этой теме, каждый раз на другой манер, так что Свете пришлось сказать однажды:

— Ладно. Познакомлю. Я… только не знаю — зачем?

А Валя с новой силой принялась восхищаться Светиными качествами и талантами, что было, конечно, очень приятно.

Был случай в лесу, куда ходили целой компанией. Рудя и Света отстали от остальных, заинтересовались муравьиной кучей редкой величины.

Но когда за соснами стихли голоса, Рудька попытался обнять Свету и поцеловать в губы.

Она вырвалась и побежала, ветка больно ударила по лицу.

Рудя шел сзади, что-то насвистывая, потом сказал с укоризной:

— Какой вы еще ребенок, Света, а ведь вам шестнадцать скоро. Так нельзя.

Она хотела ответить, как Анна: «Это дурно, что вы говорите, и я прошу вас, если вы хороший человек, забудьте, как и я забуду…» Но вместо этого сказала извиняющимся голоском:

— Шестнадцать мне еще не так скоро, Рудя.

Он пожал плечами.

— Да, так на чем мы остановились? Ах, муравьи. У них, кстати, коллективизм, если разобраться, и довольно развитый.

Все это никуда не годилось и раздосадовало бы отца. Ну зачем он все лето пропадает в экспедициях? Почему так редко пишет? Одна открытка с видом из Тбилиси. Что и говорить: прекрасный город. Но далеко. Очень. Слишком.

Два дня Света не показывалась на даче у Колун, потом за ней прислали Гришу, шахматиста.

— Рудька сходит с ума, — фыркнул Гриша, — пропадает человек.

Света пошла, подозревая, что Гришку долго учили этой фразе.

Валя кинулась целовать Свету, она заверила, что дважды видела ее во сне, и оба раза в роли Анны Карениной.

Рудя вел себя с печальной сдержанностью. Он больше не лез целоваться, Валя больше не просила знакомить ее с отцом.

«И все же я правильно поступила, что отказалась ехать с ними, — думала Света, стоя на перроне и глядя вслед электричке, — папа был бы рад».

Она перешла железнодорожные пути, сбежала с песчаной насыпи и вышла на шоссе.

Все отдаляясь от дома, Света шла вдоль обочины, почти уверенная, что просто гуляет и никого не ждет.

Мимо промчались машины, — одна, другая. Света проводила их взглядом.

«Да они уже проехали, наверное… Можно возвращаться».

Но Света добрела до будки стрелочника и присела на поваленную сосну, чтобы отдохнуть.

Прошло еще минут десять — и вот появилась знакомая серая «волга».

«Волга» притормозила, Лешка-шофер высунулся, озираясь.

Валя крикнула:

— Ты давно ждешь? — будто и не сомневалась, что Света на месте.

— Залезайте, Светлана Викторовна, — пригласил Рудя.

Света помотала головой, но подошла к окошку.

— А Наташка где? — спросила она.

В машине сидел какой-то незнакомый.

— Да ну ее, рыжую! — замахала руками Валя. — Ей спать пора, рыжей, большой с нее интерес! А ты залезай, Света, какой без тебя пикник? И не бойся. Это мой дядя Игнатий, мамочкин брат. А это, значит, Светочка Мусатова — артистка.

Свету уже втащили в машину.

Игнатий сверкнул стальными зубами:

— Как же, как же. Слышал, слышал. Фамилия известная.

У него была квадратная лысеющая голова и короткие пальцы с толстым обручальным кольцом на указательном.

Машина шла быстро. Вскоре Леша свернул на боковую лесистую дорогу.

— Зачем, болван? — закричал Рудька. — Так крюку дадим!

Леша молча и с тревогой глядел перед собой. Он вообще бы с радостью отказался от этой поездки к реке. Ерунда сплошная — ехать, на вечер глядя. Прохладно. Ни тебе искупаться, ни позагорать. Ему опротивели за лето тайные эти поездки, да и никакого веселья не получалось.

В каждой встречной машине Леше мерещились пианисты, валторнисты, скрипачи — друзья хозяина, которые могут, узнать Лешу, а потом рассказать, что он катает Рудьку с компанией.

Самое скверное было то, что ни Симон Осипович Кричевский, ни Нина Петровна Афрамеева никогда не проверяли ни спидометра, ни талонной книжки, абсолютно доверяя Лешке.

Теперь, сидя за рулем, он думал: «Нет уж, в последний раз катаю. Нет, ну хоть бы разок повеселились, посмеялись, а то все не как у людей. Теперь девчонку эту прихватили. Ну что ей с Валькой и с Игнатием за интерес?»

А девчонка сидела сама не своя.

Ну зачем она поехала? И даже Катю не предупредила.

— Ненадолго, верно? Мы скоро назад?

Валя размахивала руками и хохотала.

— И не стыдно ли, Светочка, так бояться родни? Ой, не могу!

Свете показалось, что Валя какая-то странная сегодня и чем-то от нее пахнет. Не вином ли?

Машина шла по дороге, обсаженной стройными, как свечи, березками. Но Света ничего не замечала. Ей хотелось поскорей куда-то попасть, чтоб сразу и назад.

Вскоре березы кончились, и под темнеющим, в низких облаках небом показалась взъерошенная, свинцовая река; ветер трепал камыши у гнилых мостков. На том берегу, над поросшим кустарником высоким обрывом, виднелись дома; в иных уже зажгли свет, и вечерние эти огоньки казались уютными и притягательными.

Холодно и печально пламенел край неба — осенней зарей.

На сыром, вязком песке расстелили плащ. Рудя вытащил ручной фонарик, хотя было еще достаточно светло. Это, по идее, должно было прибавить веселья, и Рудя то зажигал фонарик, то гасил перед самым носом Вали, Светы и Леши.

Игнатий вынул из портфеля две бутылки пива, бутылку коньяку, бутерброды — неаппетитные, и картонные стаканчики, в каких обычно продают сметану.

— Что-то скажет моя печень и моя жена! — изрек Игнатий.

Света опасливо смотрела на все эти приготовления. Он протянул ей открытый портсигар.

— Отличные, сам набивал. Таких, знаете ли, нигде не купите.

— Да ну, что вы… — шарахнулась Света.

— А что пить будете?

— Ничего.

— Тебе, Алексей, я не предлагаю, — сказал Игнатий, — тебе в аварию нельзя… А вот был бы номер, если бы ты с нами в аварию попал, а? На хозяйской машине, а? В небольшую. Так, вмятины две-три, не больше. А, Лешка?

Валя и Рудя захохотали, хотя шутка была не новая.

Леша лежал животом на песке, чуть поодаль от остальных, и кидал камешки в воду.

— Пива тебе можно, Лешка, немного можно! — распоряжалась Валя, — а тебе, Рудя, коньяку. Старший брат его в Баку забирает, слышишь, Светочка? Чтоб остепенился. Забаловался он тут, брат знаменитостей! Пей! Это твоя отвальная. И ты выпей, Светочка, ну, каплю, каплю можно! Ну, не ломайся, — заговорила Валя строго, — ты же не маленькая, ты же не Наташка какая-нибудь. А за Рудьку тебе надо выпить, Светочка… — подмигнула Валя.