Евгений Гущин - Правая сторона

— Что же он из себя представляет? — поинтересовался Глухов, несколько скептически отнесясь к словам леспромхозовского директора.

— Мужик лет под пятьдесят. Нигде не работает, живет промыслом. Слышал, всем поторговывает: и маралятиной, и пушниной. За руку его поймать никто не берется. И место у него, у разбойника, самое подходящее — глухое, дикое: Щучий мыс.

— Ничего, — отвечал Глухов иронически, — выловим эту щуку.

— Буду рад за вас, — кивал тот, и в голосе слышалась вежливая снисходительность, которой Дмитрий Иванович по отношению к себе не терпел. И хотя Глухов еще и не видел Клубкова, возненавидел сразу. Люто. Клубков не выходил из головы, занозой застрял, и захотелось расправиться с ним раз и навсегда. Но после случая с петлей понял Дмитрий Иванович, что браконьера этого голыми руками не взять: хитер, видать, и ловок.

Тем сильнее захотелось расправиться с ним. Дмитрий Иванович был уверен: в случае успеха его авторитет пойдет в гору, и работать станет легче. Полуденские, видимо, только силу признают.

Целый день после того, как Ларион рассказал о ночном госте, Глухов не находил покоя. И ночь не спал, думал. До головной боли думал. И решение пришло.

— Ну, Стригунов, как же бороться будем с этим зверем? — спросил он, доброжелательно разглядывая Артема, словно бы и не помня о его промашке. А сам думал: с этим парнем легко разговаривать, не то что с главным лесничим или лесничим, которые мнят себя таежниками.

— Как-то надо, — хрипло произнес Артем, втайне радуясь, что директор, кажется, не собирается его выгонять.

— Клубков — ваш враг, мой враг, враг всего заповедника, — говорил проникновенно Дмитрий Иванович. — Если мы его не поборем, грош нам цена. Надо побороть. Согласен?

— Согласен, — облегченно выдохнул Артем. Он был благодарен Глухову за великодушие и согласен на все.

Глухов подошел к настенной карте.

— Где у нас Щучий… — Его указательный палец уперся в голубую растушевку озера, медленно пополз к жирной красной черте, которой была обведена на карте территория заповедника. Слово «Щучий», написанное рукой Глухова, лежало как раз на этой черте, то есть на границе.

— Посмотрите, он у нас как бельмо на глазу. Граница проходит по реке Сельга, а дом Клубкова как раз за рекой.

— Если бы на этой стороне, — пожалел Артем.

— Верно. Жаль, что не на нашей стороне, — согласился директор. — Но… — сделал значительную паузу. — Метров триста выше Сельга делится на два рукава, и второй рукав обходит дом с другой стороны. Значит, если основным руслом считать тот рукав, Клубков окажется на нашей стороне. Ясно?

— Ясно, — Артем уже понял мысль Глухова и поразился простоте решения, но пока не понимал, при чем тут он, Артем, и чем он способен помочь.

— Паспорт обхода сделали Кугушеву?

— Нет еще, не успел.

— Отлично. Будете план обхода переносить на кальку, включите в обход Щучий мыс. И еще. На днях будем готовить карту заповедника для посылки на утверждение, там тоже границу передвиньте за Щучий и включите мыс в описание.

— Хорошо, Дмитрий Иванович, но тот, второй рукав, может, и без воды совсем. Вдруг он сухой?

— Я позабочусь об этом, — значительно улыбнулся Глухов. — Но пока — молчок. Ясно? А потом поедете к Клубкову, передадите приказ о выселении. Думаю, будущая поездка доставит вам больше удовольствия, чем та, из которой вернулись, — лукаво подмигнул, но сразу стал серьезен и отпустил Артема.

Очередь в бухгалтерии подвигалась медленно, но никто не роптал: дело денежное. Мужики с почтением глядели на Трофимыча, на его круглые, в железной оправе очки, в которых он напоминал сову.

Трофимыч подозрительно долгим взглядом окидывал очередного, будто видел впервые, и начинал искать фамилию в ведомости. Тот замирал перед столом: вдруг да пропустили — бывают случайности, и облегченно улыбался, когда желтый ноготь приклеивался к графе. Нашел-таки…

Трофимыч отсчитал деньги, подал Артему.

— Но, беги к Фросе, — смеялись мужики.

— А зачем ему? — поинтересовался Трофимыч.

— Знамо, зачем. За пузырьком.

— Ему еще рано. Ох, охламоны, охламоны… Так… Зуев… — по-совиному глянул Трофимыч на Лариона, уже нависшего над столом. — Зуев… — черкнул ногтем под фамилией и поставил птичку.

Ларион взял со стола обгрызенную ученическую ручку, нетерпеливо потянулся к ведомости, щерился мужикам.

— Стой, не расписывайся, — остановил Трофимыч. — Где баба?

— Какая баба? — Ларион торопливо склонился над ведомостью, искал, где расписаться, но Трофимыч тянул ее из-под руки.

— Твоя, не моя же.

— На што она тебе?

— Еще спрашивает. Будто и на самом деле ничего не знает. Ну, артист! Дак ведь она ходила к директору, чтобы деньги заместо тебя ей выдавали. А то, говорит, у Фроси оставляешь.

— Да ты что, Трофимыч! — моторист размахивал руками, вертел кудлатой головой, искал у мужиков защиты.

— Я — ничего. Веди бабу. Или к директору шагай. Разрешит — выдам.

Мужики, стоявшие за спиной, и те, что сидели на стульях возле стен и толпились в дверях, сочувственно посмеивались, но вступиться за Лариона не торопились.

— Иди, Ларион, не мешай. Кто там следующий?

Следующим был Анисим. Трофимыч почтительно поглядел на него снизу вверх и даже сам подал ему ручку. Еще бы, во-первых, художник, а во-вторых, собою мужик видный — огромный, со смоляной бородой, степенный, в нем чувствуется спокойная сила.

К нему тут же пристал Ларион.

— Дай пятерку, Анисим. Опосля отдам.

— На что? — Анисим глядел на него снисходительно, как на малое неразумное дитя, и деньги прятать не спешил.

— Какая тебе разница… Сказал ведь, нынче отдам.

— Хочет конфеток бабе купить, — подсказывали мужики, смеясь.

— Но-о, — ухмылялся Ларион. — Шоколаду. Она до сладкого охочая.

— Жидкого?

— Да хоть бы и жидкого. Оба мы с тобой деньги транжирим. Я на водку, а ты на краски. Все равно переводим.

— Ладно, — согласился Анисим. — Дам на шоколадку. Но ежели жидкого купишь — смотри… — Тут Анисим увидел Матвея, отозвал его в сторону: — Матвей Матвеич, отпусти до завтра. В Ключи, сказывают, краски подвезли. Я бы белил да ультрамарину взял.

— Выставку-то скоро откроешь?

— Да какую там выставку… — смутился Анисим.

— Самую настоящую. А что, в клубе, честь по чести. Плотников попросим рамки сделать. Таблички напишем. Чтобы как у людей. Ты подумай-ка над этим.

— Можно, — гудел Анисим. — Вот закончу одну штуку и займусь.

— Ну, плыви, плыви, — разрешил Матвей.

Артем вышел на улицу, повернул к магазину. Деньги, казалось, шевелились в кармане, подталкивали, не давали никуда свернуть. Сейчас он рассчитается с Фросей за продукты и купит материалу на шторы. А то вдруг снова зайдет к нему Рита, а у него — пожелтевшие газеты на окнах. Ему захотелось украсить свою комнату, чтобы там было уютно и нарядно, специально для Риты. Он почему-то верил, что она еще придет к нему, и от этой мысли частило сердце.