Евгений Гущин - Дом под черемухой

Работали, можно сказать, вчетвером. Мужики строили, Ираида помогала чем могла. Подносила плашки, гвозди, в общем, была вроде подсобника, да еще и обслуживала всех троих: то лимонной воды им приготовит для питья, то за сигаретами сходит в магазин, и между всех дел успевала сварить обед. Неугомонна была, откуда только силы брались. И мужиков, едва сядут перекурить, тут же начинала подгонять, торопить, не давала расхолаживаться. Чувствовалась в ней хозяйка.

Как-то Ираида, поднявшись по лестнице, подавала мужикам наверх банку с питьем. Нечаянно глянула сверху на ворота и вдруг сплеснула воду.

— Кто это там? Уж не Петровна ли? — проговорила она, видя, как с улицы кто-то неумело отпирает ворота. Наверно, о старухе она подумывала не раз… И правда, предчувствие Ираиду не обмануло: во дворе показалась Петровна, насилу одолев новый запор — не простой, вертушечный, какой был прежде, а железный, с кольцом.

Растерянно оглядевшись, словно гадая, туда ли она попала, Петровна осторожно пошла по двору в белом своем платке, с белым же узелком в бурой костлявой руке. Остановилась около растущего нового дома, посмотрела на него изучающе, потом снова оглядела бывший свой двор, будто не узнавала его. Да и мудрено теперь было узнать. Слишком уж все тут переменилось за столь малый срок, все было незнакомым и чужим. Даже ее старая изба казалась не той, что раньше: на крыше появилась новая отметина — торчал крест телевизионной антенны. Только черемуха со скамьей оставались прежними, и старуха явно обрадовалась им.

— Здравствуйте, — тихо проговорила она, и поклонилась, как Семену показалось, не только людям, но и всему родному: избе, черемухе, скамье, лугам в заречье. — Это ниче, что я пришла-то? — спросила она у Ираиды. — Я недолго. Посижу на лавочке и уйду.

— Ну и хорошо. И правильно сделали, что пришли, — с живостью откликнулась Ираида. — Разве нам жалко? Сидите сколько хотите.

Мужики работать при старухе отчего-то постеснялись и, радуясь возможности перекурить, слезли с крыши. Тем более и обед был близко.

Кузьма включил мотор и стал умываться под струей, хотя и не особенно-то испачкался на верхотуре. Да и ему, видимо, хотелось удивить Петровну.

— НТР, бабка! — крикнул он старухе.

— Че? — не поняла та.

— Научно-техническая революция, говорю. По радио-то не слыхала, что ли? Видала, какая механизация? Кнопочку нажал — и вот она, водичка. А ты с колодцем маялась!

Петровна, соглашаясь, покивала головой и отвернулась.

Мужики, сидя на досках, курили, они что-то не собирались снова лезть на крышу. Ираида тоже не знала, как себя вести. Разговаривать с неожиданной гостьей или заниматься делами? И она решила устроить обед, чтобы не проходило время даром.

Ираида пригласила к столу всех, в том числе и Петровну, но та отказалась.

— У меня тута булочка, — сказала она, показав на узелок, лежащий рядом на скамейке. — Взяла, думала, захочу есть, дак поем. Да не хочется че-то…

Когда, пообедав, все вышли из избы, Петровна по-прежнему сидела на лавке, глубоко задумавшись.

Ираида, подойдя к Семену, собиравшемуся лезть на крышу, шепнула раздраженно:

— Сидит со своим узелком, как на кладбище.

— Пусть сидит. Жалко, что ли?

— Не нравится мне это. Смотреть неприятно. Сидит бука букой, слова не скажет. Будто мы ей враги какие. Уж лучше бы тогда совсем не приходила. Я ведь тоже не железная, тоже нервы имею. Я вот спрошу сейчас, чего ей надо, — решительно сказала Ираида, оглядываясь на лавку.

— Не трогай ты ее, — попросил Семен.

— Злит она меня своим видом.

— Не нравится — не смотри, — в сердцах сказал Семен.

Но Ираида и не думала отворачиваться от старухи. Медленно, переваливаясь с ноги на ногу, она подошла к скамейке.

— Петровна, — позвала она громко. — Что-то я ни одной грядки земляники не вижу. Вы ее не садили, что ли?

— Земляники-то? — не сразу отозвалась старуха. Она рассеянно посмотрела на Ираиду, медленно возвращаясь мыслями оттуда, где только что была. — Так земляники-то в лесу полно бывает. Вот прямо тут, на полянке, — кивнула она за ворота.

Ираида криво усмехнулась и пошла прочь.

Работали молча, нервно. Чтобы мужики наверстали упущенное время, Ираида принялась помогать им. Она не просто подавала вверх дощечки, а кидала их в руки мужа с такой силой, что тот едва ловил их. Одну не поймал, больно зашиб плечо, но ничего жене не сказал, только губы закусил.

На Петровну не обращали внимания. Она тихонько сидела на скамейке, и никто даже не заметил, когда она встала и когда ушла.

Под вечер Ираида послала Семена к Долговым спросить, скоро ли они поедут домой, чтобы знать, собираться ли самим или еще есть время покопаться по хозяйству. Выйдя за ворота, Семен увидел на пеньке остатки белой булочки, которую клевали воробьи и дикие лесные голуби…

Анатолий в своем дворе чистил машину.

Семен сел на низкую желтую, выжженную бензином траву, закурил и стал глядеть, как сосед с ласковой осторожностью протирает ветошью бок машины, — он водил рукой, словно под ней было не мертвое железо, а чуткая кожа живого существа.

— Ты чего сегодня такой? — покосился Анатолий.

— Какой? — спросил Семен.

— Кислый.

— А с чего быть сладким? С каких радостей?

Долгов пожал плечами.

— Не знаю. Но, по-моему, у тебя все нормально.

— Нормально… — поморщился Семен. — Было когда-то нормально. Слышь, Анатолий, — позвал он тихим голосом. — Ты как спишь? Спокойно?

Анатолий до этого стоял к нему боком, как бы деля себя между соседом и машиной, но тут повернулся к Семену, внимательно на него посмотрел темными своими глазами, в которых словно что-то приоткрывалось из-за шторочек, какая-то тревога.

— В каком смысле? — спросил он спокойно, но заметно было, как напряглось его лицо и затвердели губы.

— В обычном. Ночью-то как спишь? Не ворочаешься? Душа у тебя спокойная? Не будит тебя?

Анатолий помял ветошь, перекладывая ее из одной руки в другую, осторожно положил на крышу машины и так же осторожно, словно боясь что-то расплескать в себе, опустился перед Семеном на корточки.

— А с чего она должна быть у меня неспокойная? — спросил он, пристально заглядывая в задумчивые глаза Семена.

— Не с чего разве?

— Да будто бы особо-то не с чего, — проговорил Анатолий, пытаясь что-то разглядеть в Семене.

— Завидую я тебе, — вздохнул Семен. — А вот мне нехорошо что-то. Душа у меня не на месте… Днем-то терпеть можно. Все время на людях, работаешь, разговариваешь с кем-нибудь — вроде как отвлекаешься… Будто всем этим душу прикрываешь. А ночью — нет… — он покачал головой. — Ночью никуда не денешься. Как разденешься, и душа как бы тоже голая становится, ничем не прикрытая. И начинается… разное…