Александр Кротов - Каменные часы

Катерина вгляделась в даль своими слабыми глазами.

Нет, неуловим был этот свет, поглощавший тьму, не то что прямая и ясная лунная дорожка, которая поблекла уже и истаяла.

Много ли ей осталось видеть таких рассветов?

Спать совсем не хотелось с тех пор, как было отослано письмо. Но в инстанции, куда оно ушло, не догадывались, что адресат потерял сон. Там служба шла своим чередом. Пухлый конверт равнодушно зарегистрировал низший чин и положил на стол своему начальнику.

По берегам долгой, вытянутой чаши водохранилища мерцали множеством огоньков костры. Одни исчезали, другие вспыхивали неожиданно ярко, сильно, будто это уже начинал загораться лес.

Туристы упивались природой, оглашали песнями и криками прибрежные чащи.

Заснуть никак не удавалось, и Дягилев покуривал у маленького костерка. Дети и Люба спали как убитые, в палатке, находились окрест за ягодой, обнаружив прямо обливные поля малины и красной смородины в стороне от водохранилища, где сухие взгорки менялись сырыми впадинами и тянулся далее настоящий глухой лес, местами тронутый старыми вырубками.

Считай, километров тридцать в общей сложности отмахали.

На обратном пути, в овраге, под козырьком естественней пещеры из песчаника, они увидели целую свору одичавших собак.

Дик насторожился и смотрел вместе с ними на это диво, стоял словно вкопанный, дрожь волной прокатилась по могучему телу, вздыбился загривок и обнажились клыки.

— Так это всего-навсего собаки, — безбоязненно сказал Андрей и, подхватив камень, запустил его в стаю.

Что тут поднялось!

Большие и маленькие, породистые и дворняги — в секунду сорвались с места и стали их охватывать ровным полукольцом, отрезая от леса.

Не меньше тридцати собак было в этой стае.

Молча, без лая они приближались к людям. И это поразило Дягилева. Он не растерялся, схватил с земли обточенный водой тяжелый гладкий булыжник и острую, как копье, палку.

Но лица его Любы и детей побелели.

Дягилев коротко приказал Дику, послал на верную смерть. И пока мальчик с девочкой и жена все дальше и дальше уходили, не понимая, что ради них он, в сущности, пожертвовал овчаркой, Дик сбил добермана-вожака наземь. О добермана споткнулся мышастый дог и кубарем полетел через голову, свалив по инерции двух ощеренных дворняг.

Дягилев поспешил на выручку Дику, с силой бросил наугад камень, палку и страшно закричал. И это был миг, когда вся беснующаяся свора на долю секунды оцепенела, тем самым снова признав над собой власть человека, а Дик располосовал доберману глотку и отскочил в сторону.

К вожаку кинулась вся стая во главе с мышастым догом и принялась остервенело рвать его на части.

Дягилев повернулся и пошел прочь.

Его мутило, просто выворачивало наизнанку от увиденного, и он был счастлив, что такую картину не пришлось запомнить его детям.

Не выходило из головы, что в стае были только домашние собаки, даже хромоногий рослый пудель и стремительная, словно молния, борзая…

Как? Почему они вместе очутились в лесу и больше не признавали над собой власти и покровительства человека?

Именно потому, что кончилась без покровительства и заботы сама власть?..

Дягилев все не мог забыть происшествия.

Люба, разумеется, поторопилась с выводами, сразу округлила глаза: «А ты думал как? Власти без покровительства нет даже у нас в семье. Не станешь заботиться о нас — и мы превратимся в злых, обиженных собачонок. Только из-за одного тебя! Никогда не меняй нас на вино!»

Дягилев усмехнулся, подбросил хворосту в огонь, погладил с благодарностью Дика.

Никакой провидец не мог бы угадать, что творилось сейчас у него на душе. То и дело вставал отец перед глазами — молодой и в военной форме, как бы неловко и стеснительно улыбался с фотографии сорокалетней давности.

А вот он не умел так искренне уже улыбаться, всячески сдерживал волнение на своем лице, которое потому-то и выходило на снимках окаменевшим, глаза стеклянными — без дыма и пламени.

Черт бы подрал этот отдых на природе в невольной компании восторженных туристов, очумевших от воли и воздуха!

Нет никаких сил уснуть!

Заслышались удары весел по воде. Где-то совсем рядом во тьме проплывала лодка. Дягилев поднялся, подошел к берегу. Так и есть: в заливчик входила лодка. С кормы светил рыбак фонариком на воду, а напарник сидел на веслах, греб осторожно и умело.

— Смотри как следует, Федор, — сказал гребец, и Дягилев узнал глуховатый и напористый говорок Егора Иваныча, неделю назад приходившего интересоваться хозяевами напугавшей его овчарки.

— Опять мы у этого заливчика, — засмеялся Федор, — как бы тебя, дед, снова собака не завалила. После ночной рыбалки не убежишь.

— Да съехали, верно, уже наши туристы, — спокойно ответил Егор Иваныч.

— Тем более опасайся. Собаку-то бросили. Не нужна им собака. Так, для баловства. Поиграли с ней и бросили, а тебе опять таиться…

Лодка причалила, и Федор выпрыгнул на берег. Свет от фонаря заметался по кустам. Дягилев поспешно (чтобы не подумали чего худого) отошел к своему костерку, подбросил сушняку и приладил полкотелка с водой греться на чай.

Сна не было ни в одном глазу. Да и гости (могло быть такое) не завернут ли опять по старому знакомству поговорить, обсушиться и передохнуть?

И правда, с минуту всего прошло, как управились рыбаки с лодкой, снастями, уловом и вышли к костру, поздоровались и приняли приглашение попить чайку с устатку — откуда только и вывернулось такое слово у Дягилева!

Улов оказался добрый: взяли полмешка подлещика, окуня и плотвы, пару редкостных язей и величиной с малое полешко щуку. Ловили на кружки и спиннинг.

Егор Иваныч покосился на распластавшегося у ног Дягилева Дика. Пес спокойно воспринял появление гостей.

Начинало светать. Чай вскипел. Туристы наконец угомонились. Наступила тишина. Сразу услышалась вода, шорохи леса. Посвежело.

— Вы, кажется, партизанили в этих местах? — нарушил первым молчание Дягилев, увидев, что Егор Иваныч уже напился чаю.

— Воевал, — поправил тот и прилег у костра, располагаясь поудобнее к разговору, — воевал, — повторил он в раздумье и оживился, указывая рукой на водохранилище, — ведь раньше этой красоты не было! А почти сорок лет назад, почитай на самом дне, воды еще столько не было — овраги, буераки и за ними сплошняком шли болота, и такие здесь гремели бои, не приведи господь еще раз пережить! Скрыла все вода, иначе я бы провел вас по этим местам. Где подлещиков мы с тобой брали, Федор, нашли себе наилучший клев — так, я помню, раньше находился наш базовый партизанский аэродром. Словом, туточки и принимали самолеты с Большой земли…

— Вот дед рассказывает, — Федор коснулся руки Дягилева, — так я, убей, никак себе этого представить не могу. Так сказать, вокруг водное пространство — и под ним вдруг находится аэродром… А мы таскали с него подлещиков. Не могу я понять этого. Убей, не могу. — Федор закурил и расстроенно покачал головой.