Александр Кротов - Каменные часы

— Васена, — ответила Катерина.

— Васена? — удивился Тялтя и согласился: — Пусть будет Васена. Издалека ты пришла? Верно, видела много?

— Много, — сдержанно отозвалась Катерина, ожидая в каждый миг, когда ворвутся полицаи и разом кончится ее жизнь. Она взглянула на ходики. Еще двадцать пять минут оставалось до взрыва. И сознание успокоилось от этой мысли. Расстреляют, замучают в подвальных застенках бывшего пивзавода, а взрыв подаст партизанам весточку о провале.

Тялтя принес узелок с едой и сел напротив Катерины за стол, вперился ей в лицо, как следует запоминая гостью. И поняла она, что выпустит он ее — только бы подольше сохранить западню для подпольщиков в этом доме. Крупней ему нужен был улов.

— Помощь моя не нужна? — спросил Тялтя. Не так уж был он глуп, чтобы пытаться выведать, куда она пойдет дальше.

Катерина опять посмотрела на часы. Еще пять минут прошло. Она спокойно встретила изучающий взгляд Лысака и сказала шепотом:

— Вам лично Никифор просил передать приказ… — Катерина помедлила, сделав паузу, и добавила с ненавистью: — В течение трех дней привести приговор в исполнение по Тялте-Гулю, убрать этого выродка!

Предатель понимающе кивнул. Лицо его посерело. Кожа на лбу сразу треснула от глубоких морщин, залоснилась от пота.

— Сделаем, — сказал он хрипло, — завтра же шлепнем эту паскуду в полицейском участке, — кривыми, безобразными пальцами Тялтя вцепился в крышку стола, но самообладания не потерял.

Катерина встала. Важно было избавиться от слежки. И она сказала:

— Я сегодня у вас переночую.

— Конечно. Конечно, — заторопился Тялтя, — надо только прийти перед комендантским часом, — он проявлял трогательную заботу о партизанской связной, — буду ждать.

— Я постучу в окно за углом.

— Не забудьте про комендантский час, — кинулся из-за стола провожать к порогу Тялтя, — фашисты совсем осатанели.

Нет, ее никто не задержал, когда она спустилась с крыльца и пошла по улице. Никто не преследовал. Зеленая ей была дорога на пятнадцать минут, оставшихся до взрыва.

И все равно она добралась до развалин водокачки. Здесь уж сам черт не смог бы ее отыскать. Однако приказ Никифора остался невыполненным. Некому закладывать мину под казарму с солдатней. Подполье разгромлено. Сожжено на чудовищных кострах.

От развалин водокачки к лесу вела обвалившаяся траншея. Катерина спрыгнула в нее и услышала сильный взрыв. Хорошие мины научился делать глухой летчик. В селе поднялась беспорядочная стрельба. Нет больше проваленной явки, подумала Катерина, нашел себе могилу и предатель.

…В деревню она шла всю ночь. В кромешной мгле преодолела двадцать с лишним километров по лесу. Никифор при встрече как-то сказал, что скоро немцев партизаны вышибут из целого района и восстановят Советскую власть повсюду. Копились большие силы для решительного удара. Поэтому Катерина не ушла к Никифору — именно сейчас среди оккупантов нужны свои уши и глаза. Партизанская разведка понесла невосполнимые потери.

Катерина знала: уже состоялось заседание подпольного райкома партии и готовилась конференция коммунистов после освобождения района.

В прошлый раз она говорила об этом с Ваней Ковровым. Теперь Вани нет, а многие нити держал он в своих руках и умел незаметно успокоить и дать посильное дело.

Катерина очнулась от своих мыслей.

Тихо гудели машины. Звук приближался. Она насторожилась. Откуда взяться машинам, если дальнее шоссе обходит за многие версты деревню стороной. И догадалась: идут проселком сюда. Сразу подхватилась и бросилась глухой тропой в деревню, потом кинулась к болоту, где на сухом острове в землянке жил глухой летчик и еще один оружейник, старый кузнец Ивашов.

Закружилась на месте.

Слезы отчаянья выступили на глазах. Машины слышались уже совсем близко. Подкралась к проселку. И ждать пришлось недолго. Показались броневик и следом шесть грузовых машин, до отказа набитых оголтелой гитлеровской солдатней. Замыкала колонну самоходка.

Вот когда пригодилась бы мина, спохватилась Катерина. Беспрепятственно зверье покатило на беззащитную деревню.

Старая Катерина не отрывала взгляда от каменной страницы обелиска. Каждую фамилию своих сельчан она помнила. За каждой для нее стоял кремневый русский человек, а звонкий голос Аграфены эхо носило по лесу, лишь деревья начинали перешептываться, глухо стонать, роняя высохшие ветви.

Совсем окутала землю ночная мгла, засветились звезды, и взошла красная луна, и свет от нее лился серебристый и, не имея своей обычной силы, растворялся во тьме и удерживался только на вершинах деревьев, оседал на них легкой звонкой пыльцой.

Старая не помнила, когда на пожарище появился глухой летчик и с ним кузнец Ивашов. Дымилась еще земля, потрескивали и шипели раскаленные угли, покрывались серым горячим пеплом, и она, Катерина, немая и оглохшая, стояла на коленях рядом с самым большим домом на деревне, в котором сожгли всех женщин, стариков и детей. Не чувствовала ни дыма, ни огня, уткнулась лицом в обугленную землю.

Была без памяти.

Очнулась уже в горнице Аграфены. Лежала на широкой вдовьей постели под лоскутным цветным одеялом. За столом глыбой замерла огромная фигура кузнеца. Попискивали мыши, летал вокруг керосиновой лампы фиолетовый мотылек, щелкали ходики.

На табуретке у изголовья кровати стояла алюминиевая кружка. Катерина потянулась попить и опрокинула ее. Ивашов встал и подошел к ней, погладил по голове. Рука его тряслась, вздрагивала, и он не мог справиться с собой.

Потом уже она узнала, что провалялась почти восемь дней, криком кричала жалобно в беспамятстве, рвалась все на пепелище. В несколько часов превратилась в старуху, не шли целый месяц отнявшиеся ноги, глаза не могли выносить света.

Ивашов выхаживал ее, словно малого ребенка, а сам ведь согнулся, высох, одни глаза жили еще на черном лице, которое было теперь всегда неподвижно, как древесная старая кора.

Сравнялись они тогда по возрасту. Ровесницей стала Катерина согнутому кузнецу, а затем даже старше на целый век, что предстояло ей еще прожить.

Нескончаемо зарядили дожди.

Не было вестей от глухого летчика, которого она в бреду заклинала идти к Никифору и рассказать и про деревню и про село.

Дягилев ушел и пропал.

Кузнец ослабел от голода, погрузился в сладкий сон на холодной печи, все наказывал не бояться одолевавших мышей и крыс. Она не заметила, как он умер, и поняла это не сразу.

Странно, но с человеческой смертью становится слышней дом, где случилось несчастье, все его шорохи и шепоты, многочисленные дыхания вылезают наружу, словно из преисподней.

Сначала она именно это почувствовала, прежде чем догадалась, что кузнец Ивашов больше не отзовется. Неуловимые ранее звуки и движения заполонили дом. Что-то хрустело, перетиралось, перетаскивалось, копошилось, вздыхало, взвизгивало и непонятно переговаривалось.