Анатолий Полянский - Село милосердия

Рафаэль протолкнул ком, застрявший в горле, сказал:

— Крышка будет немцам, а мы еще повоюем, дружище…

Если у него и было раньше намерение бежать и пробиваться к своим — они даже обсудили это с Сарой, — то теперь оно само по себе отпало. Оба должны, обязаны остаться здесь. При любых условиях, что бы ни случилось, врач не может, не имеет права бросить раненых!

Моряк между тем уже распоряжался в амбаре. Легко раненных заставил очищать помещение от мусора; медсестер послал поискать в ближайших домах любые перевязочные средства; доктору Михайловскому приказал взять на учет оставшиеся в санитарных сумках медикаменты. Действовал он решительно, говорил властно, как человек, привыкший повелевать.

Поповьянц наблюдал за ним с двойственным чувством. Ему понравились деловитость и организаторская хватка, и в то же время он не мог отделаться от неприязни. Рафаэль, конечно, понимал: моряк остался здесь не по своей воле. У них, оказавшихся в тылу врага, одинаковая судьба. Но контакт с немцами настораживал…

И все же Поповьянц первым подошел к моряку, решив познакомиться поближе. Хочешь — не хочешь, а отныне им предстоит работать вместе.

Моряк вскинул на него испытующий взгляд, но узнав, что перед ним хирург, откровенно обрадовался.

— Сам я терапевт, а хирург, честно скажу, никакой, — признался он с обезоруживающей искренностью. — Операций делать не приходилось, разве что пустяки. Сами знаете, моряки — народ здоровый. Я из Днепровского отряда Пинской флотилии. Военврач второго ранга Гришмановский Афанасий Васильевич.

— А вас, товарищ военврач второго ранга, немцы как терапевта оценили? — спросил Поповьянц с иронией.

Гришмановский побагровел, на скулах заиграли желваки. Он собрался сказать что-то резкое, но сдержался, лишь едко усмехнулся.

— Догадываюсь, о чем вы подумали. Только напрасно… Я действительно представился врачом и предложил свои услуги. Понадеялся, что клюнут. Как видите, не ошибся. Ведь немцам приказано пленных сгонять в спецлагеря, а им некогда. Одно на уме: «Дранг нах остен!..» — Моряк помолчал, сдвинув густые брови, и спросил уже спокойнее: — Но вы… Какое право вы имеете меня подозревать? Кому-то надо было взвалить на себя эту ношу?

— Простите! — буркнул Поповьянц. — В нашей ситуации сразу трудно сориентироваться.

— Ну вот и объяснились, — улыбнулся Гришмановский. — Впрочем, на вашем месте у меня тоже, наверное, появились бы всякие нехорошие мыслишки… А я ведь, откровенно говоря, действовал нахрапом. Подошел к немецкому офицеру — слава Богу, язык их знаю — и прямо, без околичностей, заявил, что могу в силу своей профессии быть полезным…

— В чем полезным? — спросил Поповьянц. Он понимал, что человеку очень хочется выговориться и совершенно необходимо, чтобы его поддержали свои.

— В организации сбора раненых и отправке их в спецлагеря, — усмехнулся Гришмановский. — Тут был, конечно, свой психологический расчет. Держись я униженно, жалким просителем, — могло и не получиться. Но мне все равно терять было нечего. А смелость, говорят в народе, города берет…

Гришмановский нисколько не кривил душой. Конечно, он не был таким уж отчаюгой, хотя решительности и мужества было не занимать. Однако встречи с врагом безусловно побаивался. Когда они с Валей после долгих мытарств добрались наконец до Артемовки и вышли прямо на немцев, Афанасий Васильевич поначалу растерялся. Но, поразмыслив, решил: фашисты сегодня чувствуют свое превосходство над напуганными, подавленными страхом людьми. И если повести себя с ними на равных… Офицер, к которому обратился Гришмановский, а заговорил он с ним громко, требовательно, буквально опешил. Морская форма, которую тот и не подумал снять, тоже впечатляла. Немец окинул его удивленным взглядом и достаточно вежливо сказал; «Слушаю вас, герр доктор…»

— Вероятно, вы поступили правильно, — отозвался Поповьянц. — Поживем — увидим… Кстати, со мной здесь фельдшер, — сказал он, вспомнив о Саре. — Лидия Кулагина. Опытный медик.

— Опыт — дело хорошее, — нахмурился Гришмановский. — Только нам сейчас больше надежность нужна.

— Что вы имеете ввиду?

Гришмановский покосился на него с усмешкой:

— Женщина — существо слабое. Выдержит ли?

— Вы женоненавистник? — возмутился Поповьянц. — Она же наш, советский человек!

— Эх дорогой хирург, — вздохнул моряк, — время сейчас такое, всех проверяет на излом. У меня вот старший корабельный военфельдшер испарился. Был и весь вышел…

— Кулагина не испарится! Ручаюсь, — отрывисто бросил Поповьянц и неожиданно для себя добавил: — Жена мне она! — В следующую секунду он пожалел о сказанном, с ужасом подумав, как сможет теперь объяснить это Саре. Но слово вылетело, и отступать было поздно. — Да, жена! — повторил он уже менее уверенно.

— Тогда другое дело, нитка тянется за иголкой, — не обратив внимания на дрогнувший голос, примирительно сказал Гришмановский. — Вдвоем, конечно, легче. Я вот не знаю, где мои. Эвакуировал семью из Киева и след потерял… А медики нам нужны. Со мной тоже пришла медсестра. Она из местных — Валентина Голубь. По дороге случайно встретились…

Оба вышли из амбара. Солнце уже скрылось, и над полями во все небо разлился кровавый закат.

— Что будем делать дальше, Рафаэль? — глядя перед собой, спросил Гришмановский. — В Артемовне нет ни подходящего помещения, ни людей, которых можно было бы привлечь в помощь… До Борисполя рукой подать. Там ведь очень скоро появятся и комендатура, и гестапо. Нам от такого соседства, пока не поздно, надо ноги уносить куда-нибудь подальше, в глушь…

— У вас что-либо определенное на примете?

— Есть неподалеку небольшое село. Вы видели крестьян, помогавших заносить раненых в амбар? Эти люди по собственной инициативе пришли сюда. Ну не молодцы ли?

— Сюда-то они пришли, а согласятся свои дома подвергать опасности?

— Кучаково стоит в окружении болот. После обильных дождей к нему подобраться трудно. Хаты там вразброс стоят. Впрочем, лучше взглянуть самому…

— Согласен.

— Тогда оставайтесь пока здесь и с помощью крестьян тщательно прочешите весь район. А я отправлюсь в село на разведку…

Вдалеке послышался скрип колес. По дороге, подпрыгивая на ухабах, бойко катила повозка. Возница то и дело подгонял лошадь, покрикивая и подстегивая ее кнутом. Когда телега приблизилась, Поповьянц окликнул:

— Куда путь держите, Марк Ипполитович?

— Еще троих хлопцев подобрал. В село везу, — охотно пояснил Олексиенко, останавливаясь.

— Почему не в амбар? — спросил Гришмановский.

— Там и так навалом. Лаврентий Гаврилович наказал в школу возить. По хатам, куда смогли, уже разместили.

— А кто такой Лаврентий Гаврилович? — поинтересовался моряк.