Анатолий Полянский - Село милосердия

Поповьянц и Бумагина чудом остались живы. Уже в сумерках, насквозь промокшие и озябшие, они с трудом выбрались из зарослей осоки, долго плутали в поисках дороги, потом сбились окончательно с пути и попали на пашню. Лишь под утро подошли к железнодорожной насыпи и там решили дождаться рассвета. Рухнув в густую траву, они прижались друг к другу, чтобы хоть немного согреться, но, несмотря на чудовищную усталость, задремали всего на час-полтора. Проснулись окоченевшие и, ежась от утренней прохлады, двинулись дальше, неизвестно куда.

Из-за тумана в трех шагах ничего нельзя было разглядеть. В одном месте Сара, оступившись, едва не скатилась в глубокую воронку. И тут силы оставили ее. Девушка заплакала.

— Держись, не смей раскисать, — прикрикнул Рафаэль, понимая, что только строгостью, а не жалостью может заставить свою спутницу преодолеть слабость. — Скоро придем…

— Куда?

— Хутор где-то здесь должен быть. На карте видел.

— Артемовка? До нее от Борисполя не больше десятка километров, а сколько идем!

— По прямой близко, но мы кружим.

Разговаривали они вполголоса, точно страшились разбудить тех, кто навечно заснул на погруженном в молочное безмолвие поле. Тишина вокруг стояла непробиваемая. После вчерашнего ада, когда вокруг все гудело и дыбилось, а человеческие крики сливались с диким ржанием коней и ревом моторов, эта тишина казалась особенно зловещей. Звуки глохли в ней, как в вате, оставляя звон в ушах. Даже шум шагов бесследно растворялся в пронизывающей сырости.

Дождь, прекратившийся ночью, все вокруг пропитал влагой. Мокрой была земля, трава, мокрыми были кусты, с которых при малейшем прикосновении срывались гроздья брызг. Даже воздух отяжелел и при вдохе будто застревал в горле.

Впереди показалась будка путевого обходчика. Крыша ее была снесена снарядом, отчего строение скособочилось. Рядом находился переезд. Поповьянц схватил спутницу за руку.

— Мы же тут вчера были, — воскликнул он. — Точно помню разбитый фонарь на шлагбауме.

— Выходит, всю ночь протоптались на месте?

— Следопытов из нас не получится, — сокрушенно вздохнул Поповьянц. — Карты нет, а без нее далеко не уйдешь.

— Давай держаться железной дороги.

— А в какую сторону идти? Где Киев, где Харьков? Не знаешь?.. Я тоже. А главное — где немцы? Как говорится, налево пойдешь — коня потеряешь, направо — головы не сносить…

«Как хорошо, что Рафаэль, несмотря на безнадежность положения, способен пусть горько, но все же шутить», — подумала Сара. Сама она едва держалась на ногах и была страшно подавлена. Прошедшее казалось кошмарным сном. Отступление, разгром, гибель. сотен людей… Не окажись рядом надежного товарища, давно бы потеряла голову. А ведь считала себя сильной, мужественной, способной хладнокровно действовать в любых критических ситуациях. На «скорой», где она когда-то работала, всякое бывало, а на фронте — и говорить не о чем…

Как ни странно, но Поповьянц думал о том же. Не будь с ним девушки, он бы сразу потерял уверенность. Присутствие человека, ощущение, что в тебе нуждаются, побуждало к решительным поступкам.

— Надо разведать, — сказал он. — Пойдем осторожно, пока не наткнемся на станцию или разъезд. Тогда и разберемся, в каком направлении двигаться дальше.

— Хорошо. Одну минуту…

Сара бросилась к будке в расчете найти там какую-нибудь одежду. Поповьянцу необходимо снять форму. На нем красноармейское обмундирование и при встрече с немцами, что было вовсе не исключено, это могло плохо кончиться. Сара еще накануне в какой-то разбитой легковушке обнаружила целый ворох платьев. Взяв самое простенькое, она перепоясалась ремешком и выглядела теперь совершенно по-граждански.

Поиски увенчались успехом. В будке нашелся сундук с рабочей одеждой обходчика. Ситцевая рубашка, парусиновый пиджачок, брюки — все потрепанное, замасленное. Брезгливый Поповьянц поначалу наотрез отказался переодеваться, однако Сара настояла. Ведь предстоит пробиваться к своим, возможно, придется переходить линию фронта, и без маскировки не обойтись. Он неохотно согласился и сердито сказал:

— Не надо на меня смотреть. Отвернись!

До условностей ли было сейчас! Но она послушно отвернулась, напомнив, чтоб не забыл выбросить нижнюю рубашку.

— Это еще зачем? — возмутился Поповьянц, не терпевший насилия.

— Рафаэль, — сказала девушка с упреком, пожалуй, впервые назвав врача по имени, — к чему давать врагу козырь? Белье-то на тебе солдатское… — А сама, прислушиваясь к ворчанию, раздававшемуся за спиной, думала: «Какой он еще мальчишка!»

Хотя оба были почти одногодками, Сара чувствовала себя значительно старше и опытнее. Рафаэль слишком эмоционален. Не далее как вчера утром во время одной из атак, когда роту прижало к земле пулеметным огнем, Поповьянц вдруг вскочил и с криком «За Родину, ура!» устремился вперед. Ох как она за него испугалась! В упор били фашистские автоматы, над полем неслись тысячи пуль, и каждая в любой момент могла его сразить.

Рафаэль упал. У нее оборвалось сердце. Убит? Ранен?.. Она выскочила из окопа, рванулась вслед за ним. Рухнула рядом, увидела его испуганный взгляд и… заревела. Ну не мальчишка ли? Глаз да глаз за ним нужен.

Они пошли прямо по шпалам. Поповьянц в кургузом пиджачке шагал размашисто. Сара, едва поспевая, почти бежала. Справа показались домики под соломенными крышами, сараи, заборы. Несколько хатенок было разрушено, от них остались печные трубы.

— Наверное, Артемовна, — неуверенно сказал Поповьянц. — Точнее то, что от нее осталось. Хутор раз пять вчера переходил из рук в руки.

Еще издали они увидели копошившихся на поле людей. Человеческие фигурки, как муравьи, сновали вокруг скирд, то появляясь, то исчезая. Чем занимались люди, стало понятно, когда они подошли ближе. С поля недавнего боя убирался страшный урожай войны.

— Нам дальше нельзя! — испуганно вскрикнула Сара.

— Как же мы без людей? — возразил Поповьянц. — Да и назад пути нет. Восток ведь там, — кивнул он на Артемовку.

Сара первая заметила немцев. С автоматами в руках они стояли чуть поодаль, наблюдая за работавшими пленными красноармейцами.

— Фашисты! Бежим! — шепнула она, увлекая Поповьянца вниз с насыпи. Но было уже поздно, их заметили.

— Хальт! — прогремел грозный окрик. Послышался лязг взведенного затвора.

— Мы беженцы, — шепнул ей Поповьянц. — Только ради Бога, ни одного слова, иначе…

Сара поняла. Рыжеволосая, курносая, зеленоглазая, она вполне могла сойти за русскую или белоруску. Единственное, что выдавало ее национальность, — грассирующее «р».

Немецкий солдат, окинув по-юношески тонкую фигуру По-повьянца подозрительным взглядом, ткнул в него автоматом и рявкнул: