Анатолий Полянский - Село милосердия

Михайловский еще ниже склонил голову и, больше не сказав ни слова, повернулся к раненому. А Поповьянца позвала Сара.

— Смотри, — тихо, чтоб не услышали окружающие, сказала она, показывая красную звезду, нашитую на рукаве раненого, — комиссар! Если немцы увидят!..

Половьянц нагнулся, вытащил из нагрудного кармана раненого удостоверение личности, прочел: «Федор Павлович Чулков, политрук. 3-я дивизия ПВО».

— Куда ранен?

— В тазобедренный сустав. Тяжело. Я сделала перевязку.

— Немедленно сними с него гимнастерку!

— А вот еще одно удостоверение, — протянула Сара красную книжечку. — Я нашла ее у другого раненого. Лейтенант Якунин из дивизии НКВД. Понимаешь?

Да, Поповьянц понимал, что грозит таким людям, а заодно и укрывающим их, если фашисты обнаружат, кто здесь лежит.

— Надо бы ребят переодеть, — сказал он. — В крайнем случае, оставить в нижнем белье. Документы необходимо закопать! Подбери для этого в помощь двух-трех наиболее ловких и, с твоей точки зрения, надежных парней.

Вид у Сары был испуганный. Конечно, среди окружавших людей могут найтись такие, которые ради спасения собственной шкуры — это не исключено — выдадут их немцам. Сердце у Поповьянца сжалось. Он вдруг остро почувствовал, какую ответственность взваливает на свои плечи. Но иного выхода не видел.

— Будем надеяться на лучшее, Сара, — сказал он и тут же спохватился: — Еще не привык, Лидия Степановна!..

— Так я пойду? — спросила она.

— Иди. И, как говорится, пусть не покинет нас удача!

Поток раненых не прекращался. Их доставляли в одиночку и целыми партиями, тащили на импровизированных носилках и просто на руках. Занимались теперь этим не только пленные красноармейцы, но и какие-то старики, женщины, подростки.

Поповьянц остановил одного деда, спросил:

— Откуда люди?

Старик окинул с ног до головы молодого человека в странной одежде цепким изучающим взглядом, поскреб густую щетину на подбородке и в свою очередь спросил:

— Сам-то из каких будешь?

— Врач я.

— А не брешешь? — прищурился дед. Видно возраст стоявшего перед ним не внушал доверия.

— Разве не видите, как я раненых обрабатываю?

— Это мы приметили, — отозвался дед. — Только без халата ты. А так ничего, орудуешь, похоже, как наша Горуно-вичиха.

— Кто такая?.

— Фельдшерица тутошняя, кучаковская. А меня Марком Ипполитовичем кличут. За ранеными приехали.

Амбар постепенно заполнялся. Рафаэль уже потерял счет раненым. Сперва их было сотни полторы, потом перевалило за две, достигло трех…

После полудня, когда они кое-как управились с первичными перевязками, в амбаре появился немецкий офицер. Его сопровождал военный моряк в туго перетянутой широким командирским ремнем черной флотской шинели без знаков различия, в брюках-клеш и форменной фуражке с крабом на околышке.

Был моряк сухопар, довольно высок и строен. Небольшой прямой нос. Жестко очерченный подбородок. Тонкие губы. Глубоко посаженные глаза прятались за широкими бровями. На вид ему было далеко за тридцать. Держался он с достоинством: ни в голосе, ни в жестах — никакого подобострастия. Говорил требовательно, напористо. И, судя по тому, как сдержанно вел себя немецкий офицер, было в этой манере нечто, вызывающее невольное уважение. Изъяснялся моряк по-немецки, как видно, свободно. Ни разу не запнулся, не сделал паузы.

— Кого еще принесло на нашу голову? — тихо спросил Поповьянц.

— Не знаю, — отозвалась Сара шепотом. — Наверное, какой-нибудь немецкий прихвостень. Впрочем, подожди, ничего не понимаю. — На лице девушки отразилось недоумение: — Моряк говорит, по законам международного Красного Креста с пленными, особенно с теми, что ранены, противник обязан обращаться гуманно. Есть Женевская конвенция, подписанная также и Германией. Он, как врач, настаивает…

— Значит, тоже врач?

— Ну конечно. Нужный немцам специалист… Иначе они наверняка не стали бы с ним церемониться.

Немецкий офицер властно перебил моряка. Он громко, надменно стал объяснять русскому, что война у них идет с большевистской заразой и поэтому не подпадает под юрисдикцию обычных военных законов, принятых в цивилизованном мире. Однако немецкая армия, одерживающая одну победу за другой, может проявить снисходительность и оставить раненых русских солдат на попечении собственных медиков, коли таковые найдутся, и местного крестьянского населения, если оно выразит согласие взять на себя дополнительную обузу. У немецкой армии сейчас есть более важные задачи: идти на восток и к зиме завершить блицкриг. Разумеется, ни медикаментов, ни продовольствия выдаваться не будет. Придется обходиться своими силами и средствами. Великая Германия не намерена лечить и кормить воевавших против нее солдат. Остальные пленные, все, кто в состоянии держаться на ногах, немедленно отправляются в созданный для них лагерь.

Моряк попробовал еще что-то сказать, но офицер оборвал.

— Достаточно, герр доктор! — резко сказал он по-русски. — Вы должен быть согласен с тем, что я имел вам сообщить. Только на такой условий мы не станем забирать вас самого в лагерь. Благодарите немецкого бога, герр доктор.

— Понял вас, — глухо отозвался моряк, опуская глаза, которые, как заметил Поповьянц, недобро щурились. — Постараюсь оправдать ваше доверие, господин капитан.

— Гут! — удовлетворенно хмыкнул немец. — Я рад, что мы установили договор. Но есть главный условий: среди раненый не может остаться ни один комиссар и юде. Враги рейха подлежат полному немедленному уничтожению! Вы хорошо поняли меня, герр доктор?

— Так точно!

Моряк согласился слишком поспешно, чтобы его ответ можно было принять за чистую монету. Но немец остался доволен, только предупредил:

— Отвечает ваша голова. Мы будем проверять.

Офицер обернулся и что-то приказал вошедшим за ним солдатам. Те не спеша двинулись между ранеными, пристально всматриваясь в лица. Коротко ударил выстрел, второй, третий. Сара судорожно вцепилась в Поповьянца.

Следом за солдатами, оставив моряка на месте, двинулись два офицера. Они шли, наступая на лежащих, не обращая внимания на стоны и крики, громко переговариваясь.

— Вы только послушайте, о чем говорят эти убийцы, — сказала Сара, забыв об осторожности. — Пусть русские сами лечат и кормят своих калек. Без квалифицированной медицинской помощи выживут только сильнейшие. А Германии как раз и нужен крепкий рабочий скот.

— Ох гады! — с ненавистью пробормотал солдат, услышавший ее слова. — Мы еще вам покажем рабочий скот. Только бы на ноги встать!

— Ничего, друг, выздоровеешь. — Поповьянц мягко положил руку на плечо солдата.

— Только вы, доктор, Христом Богом просим, не покидайте нас, — сказал боец. — Иначе всем крышка!