Анатолий Полянский - Село милосердия

— Глядченко? Какой он из себя?

— Чернявый такой, мордатый. Волосы на голове дыбом торчат. Ваня с Гладуном, мужем моим, раненых возил на арбе из Артемовки. А потом убитых хоронил…

— Что он натворил? За что ребят к стенке хотят поставить?

— Ох Афанасий Васильевич, они ж еще дети. Нашли на свалке футбольный мяч и ну его гонять.

— За это не стали бы расстреливать. Что еще?

— Тут такое совпадение: партизаны под Морозовкой путь порушили. Фашисты и подумали, что это работа хлопцев. Мол, радуются делу рук своих… Миленький, Афанасий Васильевич, никто с немцами объяснится не может, а вы по-ихнему умеете. Попробуйте коменданта уговорить…

Черта с два их уломаешь, угрюмо подумал Гришмановский. Еще чего доброго самого под расстрел подведут как пособника. Но ребят спасать надо. Может, объяснить коменданту, что истребление молодой рабочей силы не в интересах рейха?

— Хорошо, Евдокия Степановна, я попробую, — хмуро сказал Гришмановский. — Вы вот что, пробегите по дворам, соберите продуктов побольше — солений, сала, яиц. И обязательно самогону!

— О Господи, как же я раньше не додумалась. Подкупить их надо! — воскликнула Горунович. — Немцы страсть как до горилки охочи!

— Тогда действуйте, Евдокия Степановна, — поторопил Гришмановский. — Я пошел на станцию. Смотрите, чтобы гостинцы не запоздали…

В приемной начальника станции, куда стремительно, широко распахнув двери, вошел человек в черной флотской шинели, сидел дежурный офицер. Он уставился на непрошеного посетителя и грозно спросил:

— Кто такой? Что нужно?

— Яс визитом к коменданту, — заявил моряк и, не дожидаясь разрешения, прошел в начальственный кабинет.

С комендантом Гришмановский уже встречался. Тот приходил в госпиталь в сопровождении двух солдат проверять, нет ли среди раненых комиссаров и евреев. Афанасий Васильевич заверил его, что таковых в подведомственном ему лечебном учреждении не имеется. Офицер не очень-то поверил, но спорить не стал. Полицейские функции в его обязанности не входили, и комендант, очевидно, посчитал ниже своего достоинства опускаться до расследования.

— Какая нужда привела вас ко мне, герр доктор? — недовольный вторжением, спросил комендант.

— Я пришел просить вашего снисхождения к ребятам из рабочей бригады, герр обер-лейтенант. — Он сразу заметил новенькую звездочку на погонах коменданта и не преминул польстить.

— Партизанен? — нахмурился комендант. — Враги рейха должны быть уничтожены. Они сейчас копают себе могилу.

— Какие же они враги? — как можно беспечнее сказал Гришмановский.

— Они совершили диверсию!

— Не они, точно знаю. Хлопчики во время диверсии мяч гоняли у всех на виду…

Но комендант стоял на своем. Наверх уже доложили, что партизан, совершивших диверсию, поймали. И сколько Гришмановский ни убеждал, что расстрел украинских жителей противоречит интересам рейха и указаниям гауляйтера Коха, тот на уговоры не поддавался.

Обер-лейтенант уже начал выходить из себя, но тут появилась спасительница в лице Анны Андреевны Лукаш. В ее руках была огромная корзина.

— Вовремя явились, Анна Андреевна. Избавили меня от смерти неминучей, — шепнул ей Гришмановский и снова повернулся к коменданту: — Благодарные жители села шлют вам небольшой презент, герр обер-лейтенант.

Эффектным жестом он откинул прикрывающий корзину платок. Оттуда выглянула трехлитровая бутыль с самогоном, окруженная яблоками, грушами, помидорами.

Комендант при виде бело-розового кусища сала невольно заулыбался.

— Гут! — кивнул он. — Вам нельзя отказать в сообразительности, герр доктор. Вы сами видели ребят, играющих в мяч? Сами лично?

— Так точно, герр обер-лейтенант, — отчеканил Гришмановский со всей убедительностью, на которую был способен. — Не буду же я вас обманывать!

— Хорошо, пусть будет так, — согласился комендант. Повернувшись к дежурному офицеру, приказал привести арестованных. Пусть больше не роют себе могилу, казнь отменяется. И, обратившись к Гришмановскому, жестко заключил: — Отпускаю футболистов под вашу личную ответственность, герр доктор. Если они будут замечены в нарушении дисциплины, голову теряете вы!

Гришмановский не опустил глаз, хотя внутри у него так и захолонуло. Он снова, в который раз, шел по лезвию ножа. Сегодня, кажется, пронесло.

— Премного благодарен за доверие, герр обер-лейтенант. Всю ответственность я беру на себя. Обещаю, ничего подобного больше не повторится.

Вечером следующего дня, вызвав к себе главного виновника переполоха Ивана Глядченко, Гришмановский зажал его в углу и твердо сказал:

— Не вздумай баловать, Иван. Понял?.. Не занимайся самодеятельностью. Я отвечаю за раненых. Под монастырь не только меня, слишком многих можешь подвести.

— Мы ущерб врагу нанесли. Хотели как лучше, — смущенно пробормотал парень.

— Все надо делать с умом, хлопец, — укорил Афанасий Васильевич. — Если уж подался в диверсанты, соблюдай осторожность. И не попадайся!..

Каждое утро, просыпаясь на рассвете, чтобы заняться приготовлением завтрака, Тулушев замечал, как постепенно наступает осень. День становился короче, побурели листья деревьев, по утрам становилось все холоднее. Если неделю назад он выскакивал из хаты без сапог — приятно босиком пробежаться, как в детстве, по мягкой щекочущей траве, — то теперь роса обжигала ступни, словно крапива. А однажды, выйдя поутру во двор, Тулушев его не узнал. На пожухлых листьях лежал иней. Яблони, крыши домов, стебли кукурузы — все стало колюче-белым.

«Скоро зима, — подумал Дмитрий с тоской. — Надо отапливать помещение, иначе люди померзнут. А чем? Дров и на приготовление пищи не хватает». Каждый день один и тот же вопрос: где достать топливо? Хочешь — не хочешь, а котел три раза вскипятить надо. Разбирают заборы, плетни, срубают сухостой. Но этого мало. Лес хоть и близко, но путь к нему через болото. Спасибо Ванюшке Дворнику, выручает малец. То ящики откуда-то притащит, то бревно прикатит. Шустрый парнишка и, главное, сознательный. Как же, говорит, не пособить красноармейцам… Золотой народ в селе. Каждый старается помочь по мере возможности. Отрывают от себя, несут последнее…

Полевая кухня стояла неподалеку от детсада в выкопанной Тулушевым яме. Колесо оторвало снарядом, пришлось под ось выложить стеночкой кирпичи. Это Василий Ерофеевич придумал. Заботливый мужик, мастеровитый. Надо шины или костыли сделать — бегут к нему. Картошки накопать, капусты с поля привезти или кукурузы наломать — без Василия Ерофеича дело не освятится.

Дмитрий заложил в топку дрова, приподнял крышку. Котел был полон, и Тулушев снова с благодарностью подумал о Ванюшке — натаскал с вечера воды, пострел. И ведь никто не просил… А колодец глубокий, одно ведерко вытащить — труд, тем более котел наполнить.