Иосиф Герасимов - Пять дней отдыха. Соловьи

— Вот и самовар. Теперь смотрите, шеф.

Замятин огляделся. Он быстро и легко узнавал узлы своей конструкции. Сейчас он мог щупать руками детали, которые прежде ложились на чертежи ниточками туши. Сколько он сделал их за свою жизнь? Но эта работа была ему особенно дорога, потому что была последней и еще потому, что пройдет время, пустят станцию, и тогда никто не прикоснется к этому металлу, так как подход к нему будет недоступен ни одному живому существу. Этот «самовар» уйдет в то далекое плавание, из которого не возвращаются. Но зато во время этого плавания машина отдаст себя всю, без остатка. Людям редко выпадают такие судьбы.

И теперь, когда Замятин смотрел на завершенную форму конструкции, понятную только наметанному глазу, ему стало жаль упрощать ее, будто этим нарушалась гармония целого. Но ничего не поделаешь. Этот парень был прав. Другого выхода нет.

— Недельку-две повозимся, — сказал Сева. — Будете звонить на завод?

— Да, такой порядок… Но начинайте сразу. Беру на себя, — вздохнув сказал Замятин.

— Отлично. Я знал, что вы решительный человек, Сергей Степанович, — обрадовался Сева и тут же спросил: — Как считаете, пойдет к моей воинственной физиономии борода?

Замятин, опасаясь очередного подвоха, ответил:

— Если сбреете усы.

— Напрасно усмехаетесь, Сергей Степанович. Это серьезный разговор и имеет прямое отношение к вашему самовару. Как только я закончу его, еду в Западное полушарие. Будем строить на Кубе тепловую электростанцию.

— Поздравляю.

— Я слышал, что кубинки всегда носят с собой оружие.

— Вас это удивляет, Сева?

— Радует, шеф. Женщина с пистолетом всегда была моим идеалом. Первый раз в жизни я влюбился в женщину-милиционера, которая притащила меня за ухо в детскую комнату за то, что я разбил стекло.

— Все ясно. Отращивайте бороду.

Они выбрались из щели и снова поднялись на мостки. «Ну, теперь ты от меня не уйдешь, красавец, — подумал Замятин. — Долг платежом красен». Он остановился возле балки, загородив дорогу. Сева сразу разгадал его маневр. Тонкие усики дернулись в улыбке.

— Прошу, — сказал Замятин, сделав широкий жест рукой. — Пять минут экономии.

— Черта с два, — сказал Сева, отступая от балки, — я с детства боюсь высоты. И мне еще нужно помогать кубинцам строить социализм.

— Мне тоже нужно строить, — непреклонно сказал Замятин. — Но вы ведь меня погнали по этому адскому буму.

— Сейчас объясню, — серьезно кивнул головой Сева. — Это был психологический эксперимент. Вы видели девчат в масках? Вчера, когда меня донимала своим интервью журналистка с пышными бровями, я ей предложил великолепную тему: репортаж из-под купола атомной станции. Увы, ей это показалось скучным. «Девушки-маляры есть на каждой стройке. Неромантичная профессия». На атомной станции она ищет неочеловека. Вот мне и захотелось, чтоб вы испытали минуту невесомости и прониклись уважением к работникам кисти и спецкраски. Честное слово, там есть отличные девушки!

— При чем же тут я?

— Вы так заинтересованно начали прорабатывать меня за вчерашнее интервью, что у меня нет никаких сомнений: данная журналистка если не ближайшая ваша родственница, то вполне добрая знакомая. Значит, вы сможете на нее повлиять. Я ошибся, шеф?

Замятин рассмеялся, махнул рукой:

— Черт с тобой!

— Вы отличный парень, Сергей Степанович. Больше я не заставлю вас ходить по балке. И привезу вам гаванских сигар — целый ящик! Кажется, они называются «Корона». Совсем не революционное название. Будете курить эти королевские листья, пока не прокоптитесь. Давайте поспешим. Мне нужно потолковать с ребятами.

Они вернулись в машинный зал. Замятин снял спецовку и отправился в комнату шефов, чтоб оттуда заказать телефонный разговор с Ленинградом. Он попросил завод, чтоб выслали письменное разрешение на изменение конструкции, повесил трубку и почувствовал голод.

Дождь приутих, но все еще туго гудел в водосточных трубах, и асфальтовая дорога, что вела от ворот станции к столовой, была запружена пенистой водой. Навстречу бежали девчата, смело топая по лужам в резиновых сапожках, подняв над головой брезентовые куртки. Визжа и толкая друг друга, они пронеслись мимо Замятина, обдав его брызгами.

Ему повезло. Из-за поворота вынырнул куцый самосвал. Шофер, заметив поднятую руку, притормозил. Замятин вскочил на подножку. До столовой было метров триста.

— Спасибо, друг! — крикнул Замятин, соскакивая у серого здания с широкими окнами.

В холле он вытер мокрое лицо платком, быстро разделся и прошел в зал. Перерыв кончился, и в столовой народу было немного. Замятин оглядел ряды столиков с цветными пластмассовыми крышками, отыскивая себе место. Откуда-то сбоку раздался крепкий раскат смеха. Замятин невольно повернулся, увидел за столом троих физиков и с ними Лену Шишкину.

Она сидела, не глядя в его сторону, совсем близко, так что до нее можно было дотянуться рукой. От неожиданности Замятин замер.

Весь день, с той самой минуты, как он проснулся, эта девушка неуловимо мягкой тенью мелькала в его сознании. Это было похоже на то чувство, которое возникает после хмуро-тяжких дней поисков в работе, когда нежданно проклюнется манящим огоньком светлая надежда и весь мир вокруг начинает казаться освещенным ею. Невольно Замятин оберегал это чувство, словно боялся, что оно ускользнет.

Сейчас за столиком, при свете дня, Лена была не такой, какой он представлял ее и запомнил с вечера. То, что она стала другой, он увидел сразу. Но в чем было это другое, не смог бы объяснить. Ее немного угловатые плечи, тугие светлые волосы и все лицо с остреньким подбородком, густыми бровями, темными ресницами показались до мельчайших черточек знакомыми, будто он видел ее прежде, до вчерашнего дня, и встречал много раз. Может быть, поэтому он так удивился и не сразу пришел в себя.

Одного из физиков, сидевших с Леной, он знал и успел с ним подружиться. Это был Морев, рослый толстяк, седой, но с молодым розовым лицом. Он носил яркие клетчатые рубахи, не застегивая ворота, и всегда была видна его волосатая грудь. Когда Замятин впервые увидел Морева, то подумал: «Такому в самый раз работать мясником или вышибалой». Морев оказался человеком покладистым, добродушным, был нафарширован анекдотами и, рассказывая их, так взрывался смехом, будто хлопала граната. С Замятиным он сошелся быстро и легко.

Двое других были его помощниками по работе. Собственно говоря, дел у физиков на станции сейчас было мало. Они контролировали монтаж реактора и автоматики да готовились к эксплуатации. Им предстояло настоящее дело после того, как пустят станцию. А сейчас они околачивались в управлении, затевали шахматные турниры и встречали разные делегации. На последнем они так поднаторели, что превратились в великолепных гидов.