Владимир Жуков - Бронзовый ангел

Алексей кончил училище, год прослужил в части, сдал экзамены в академию и тут легко переходил с курса на курс. Его конспекты ставили в пример, чертежи — в пример, ответы на экзаменах — тоже в пример. А на четвертом курсе он занялся научной работой. Не новость, конечно, в академиях, но зато тема — он знал — не всякому по плечу.

Случилось так, что во время лабораторных занятий нужно было измерить двумя способами расход топлива в двигателе и результаты изобразить графически. Алексей первым пошел сдавать зачет. А когда рассказывал, что делал и как, вскользь заметил, что напрасно не применяются устройства, которые бы копили, сохраняли на время показания расходомеров — тогда бы можно было следить по частям, по этапам, как идет горение топлива, и определять наилучший его состав.

Принимавший зачет инженер-подполковник Воронов усмехнулся: «Почему же не применяются? Где надо, есть. Только врут часто». «Значит, плохо сделаны», — настаивал Алексей. «А вы попробуйте, может, у вас лучше выйдет».

Он пожал плечами и вышел. Стоял и смотрел в окно спортивного зала, по прихоти архитектора служившее стеной коридора; в зале вокруг обведенной белыми линиями площадки рассаживались на скамейках зрители, под щитами прыгали, разминаясь, рослые игроки. «Меня ждете? — внезапно послышалось сзади. — Хотите поговорить насчет прибора?» Алексей обернулся, увидел Воронова. Отступать было некуда. Он соврал: «Жду. Насчет прибора». Они вернулись в лабораторию и проговорили целый час. Потом вот и пошла эта научная работа, в общем-то интересная, но начатая, как ни крути, не по собственной воле, да еще похожая на игру в прятки, когда бродишь с завязанными глазами в просторной комнате, временами на что-то натыкаешься, но чаще погружаешь руки в пустоту.

Схема накопителя представлялась несложной, но путь к ее окончательному, готовому к исполнению виду преграждали дебри цифр и длинные строчки формул, которые надо было выводить самому; мешало и полное отсутствие нужных данных даже в новейших толстых и солидных книгах. И потому кривая его успехов напоминала профиль «американских гор»: горбы приходились на то время, когда Воронов был свободен, а впадины — когда вежливо просил перенести разговор или вовсе пропадал, как сейчас, в командировке.

Алексей после ужина закрылся в своей комнате, разложил на столе листы с расчетами и решил еще раз пуститься в плавание, уже трижды кончавшееся безуспешно: результат расчетов, обведенный красным карандашом, даже близко не подходил к тому, что требовалось. Движок логарифмической линейки послушно скользил, цепочка цифр быстро ползла к низу листа, но опять угрожающе походила на то, что уже получалось раньше. Вошел Николай, нестрогий, домашний, в синей рубашке, в вельветовых брюках. Он зевнул и потянулся, собираясь, видно, залечь пораньше.

— Устал? — спросил Алексей, радуясь, что можно отвлечься от вредных, неподатливых цифр. — Что по телику передают?

— Поет какой-то дядька. Скучища!

— Все-таки лучше, чем гонять линейку, когда ничего не выходит. Пожалуй, надо отложить до приезда Воронова. Он дошлый.

— Воронов? — Николай обернулся резко. — С нашей кафедры? У тебя что с ним за дела?

— Так, машину одну затеяли. В общем, считается, что делаю ее я, но ты сам понимаешь…

Николай присел на край стола. Сонное выражение исчезло с его лица.

— А ну, расскажи подробнее.

— Да понимаешь… мне идея пришла в голову, сделать измеритель расхода топлива, но такой, чтобы он накапливал показания…

Алексей нарисовал на листке схему, объяснил общий замысел, методику расчета. То и дело путался, определяя, где его замысел, а где предложенное Вороновым, и наконец стал говорить: «мы думаем», «нам кажется». Николай слушал внимательно, даже задавал вопросы. Но чем дальше шел рассказ, тем вопросов становилось меньше. Алексей чувствовал, что интерес брата угасает: глаза снова стали сонными, складка над переносицей разгладилась, казалось, Николай вот-вот зевнет. Так и есть, не дослушал, соскочил со стола.

— Молодец, Алешка! Двигай вперед научную самодеятельность! Только знаешь что… — Брат взял со стола карандаш и, приблизив к глазам, уставился в золотую строчку надписи. — Ты не очень Воронову докучай сейчас. Хорошо? Ему одно дело предстоит. Серьезное…

— Дело? А он, наоборот, сказал — приедет и поможет.

— А я говорю — дело. Понятно?

Алексей покачал головой, подумал: Воронов и раньше был занят — лекции, заседания, диссертация. И ничего, находил время. Наверное, что-нибудь срочное затевается. Но все-таки странно — как будто накопитель ему помешает.

Тяжелая рука Николая легла на плечо.

— Что молчишь? Обиделся?

— Да нет.

— Обиделся, вижу. Ну, понимаешь, Дроздовский, начальник наш, нам с Вороновым дело одно сватает. И мне нужно, чтобы оно выгорело. Я человек новый, тут вся надежда на Воронова. Словом, повремени, не отрывай его, прошу тебя.

Алексей подался вперед, во взгляде уже не было сомнения.

— Что-нибудь новое? Проверочный комплекс?

— Да, в общем… Разные штуки-трюки.

— У нас на курсе ребята говорят, что Воронов консультирует опытный образец. Верно? Я слышал, его конструкторы ух как уважают!

— Кто знает, — сказал Николай. — Я с ним еще не знаком.

Это повелось с детства: Коля сказал — значит, так надо. А если Воронов сам подойдет? По расписанию его лекция шла в четверг, с утра. Алексей, против обыкновения, сел не во втором ряду изогнутого полукругом амфитеатра, а перебрался на «Камчатку». Во время лекции ему все время казалось, что Воронов смотрит на него, и он чуть ли не касался носом тетради.

В командировке Воронов вроде бы загорел: высокий лоб был светлее, чем нос и полноватые щеки. Говорил громко и чуть быстрее обычного, будто соскучился по лекциям. Исписав доску, останавливался на секунду, молча брал указку. Легкий удар ею по столу звучал в притихшей аудитории, как выстрел стартера на стадионе. Все поднимали голову — сейчас будет самое важное: суть, изложенная не языком формул, а простыми человеческими словами. О, Воронов это умел! И все торопились записать — в пору экзаменов будет на вес золота.

Воронов кончил лекцию за три минуты до звонка. Ответил на вопросы отличников (кто, кроме них, задает вопросы?) и разрешил дежурному объявить перерыв.

Алексей с облегчением вздохнул. После этого целую неделю с предосторожностями ходил по факультету. Дома как бы невзначай сказал брату:

— Ну, как у вас дела с Вороновым?.. Знаешь, я прекрасно обхожусь без него.

Николай не оценил бескорыстного подвига. Сидел на тахте с толстой книгой на коленях и задумчиво покусывал карандаш. Алексей тяжко вздохнул. Расчеты накопителя совсем зашли в тупик: он переделывал их уже из последних сил, надеясь, что где-то вкралась ошибка и он все-таки найдет ее.