Владимир Жуков - Бронзовый ангел

— Хорошо, что пришли! — обрадовалась Нина. — Вы не боитесь танцевать в присутствии начальства? Мой степенный муж считает это неудобным. А мне очень хочется потанцевать.

Когда они передвинулись на противоположную сторону зала, Ребров сказал:

— Мне почему-то казалось, что на этом вечере я обязательно вас встречу. Видите — сбылось.

— Случайность, — сказала она торопливо, как бы оправдываясь. — Я никогда не хожу на такие вечера.

— Значит, судьба.

— Ух как звучит: наша встреча уготована судьбой!

— Не эта, так первая, в переулке.

— Ну знаете! Если мы так всегда будем встречаться…

Он поспешил переменить тему разговора.

— А вон мой братец стоит. Видите? С красной повязкой.

— Ваш брат? Где?

— Возле двери. У нас почти десять лет разница. Да вот догоняет меня, уже на четвертом курсе. Между прочим, хорошо знает вашего мужа.

— Как интересно. Познакомьте нас, пожалуйста.

Было не совсем ясно, что интересного в том, что Алексей учится на четвертом курсе и знает Воронова, но раз она хотела, надо было представить брата.

Алексей негромко сказал:

— Добрый вечер! — и почему-то вытянул руки по швам. Наступила пауза. Нина рассмеялась:

— Ну вот, и никто не знает, о чем говорить!

— Так и должно быть, — сказал Алексей. — Вы меня еще не знаете, а я — вас. Потому и нет темы для разговора.

Братья встретились взглядами. Алексей смотрел беспечно, открыто, а Николай — зло, будто выговаривал за неуместную резкость.

— Очень мило! Увели жену, бросили меня одного и стоят себе в сторонке, беседуют. — Воронов подошел сзади и положил руку на плечо Нине. — Вот и ходи после этого на академические вечера.

— Тише, Дима, тут происходит церемония знакомства с одним из твоих учеников и к тому же с родным братом Николая Николаевича.

— А-а, — сказал Воронов и повернулся к младшему Реброву. — Почему не танцуете? Вижу — наряд. Когда я был слушателем, меня почему-то всегда назначали следить на вечерах за порядком. И наверное, от этого я долгое время ходил в холостяках.

— А меня ни разу не назначали. И все равно я холостяк, — засмеялся Николай. — Не пугайте моего брата.

Когда начался концерт, Ребров сел рядом с Вороновыми. После разговоров, музыки ему казалось, что он давно дружит с ними. Вытащил из кармана горсть конфет и протянул их сначала Нине, потом Воронову. Воронов жевал конфеты, развалившись в кресле и спокойно разглядывая лепные украшения на потолке. Нина сказала:

— А вы знаете, Николай Николаевич, мне очень понравился ваш академический народ. И захотелось написать портрет военного инженера. Вы бы, например, смогли позировать?

— Я?

— Если получится, попробую предложить на молодежную выставку.

— Весьма актуальная тема для живописи, когда столько разговоров о разоружении, — явно подтрунивая над женой, заметил Воронов.

Плюшевый занавес дрогнул, пошел складками, и в разрезе его показался конферансье. Сзади зашикали: тише. Нина повернулась к Реброву, негромко сказала:

— Шутки шутками, а я слышала доклад вашего генерала. Такой портрет может здорово прозвучать. Надо только подумать, как его лучше сделать. Поможете?

В весеннем семестре полагалось выполнить не такое уж сложное, однако громоздкое, с чертежами, задание. Алексей начал, добрался до середины, но потом бросил, отложил на время и однажды на утреннем построении услышал свою фамилию. Начальник курса прохаживался вдоль строя, укорял: «У вас должок, Сидорченко. И у вас, Земляникин. Стыдно — член бюро. А вы, Ребров? Нехор-рошо!» В этот день сразу после лекций засесть за работу не удалось. Было около семи, когда Алексей спустился в чертежный зал.

Свободных мест не оказалось. За крайней доской сидел Варга. Вид у него был отрешенный: шевеля губами, смотрел на миллиметровку с цветными, красиво изогнутыми линиями. Заметив Алексея, проворчал:

— Только собрался? Опять склонять будут.

— Я ж анкеты переписывал! «Пока ты в Москве». Или уже не нужно?

Сзади послышалось:

— Высшая производительность труда — и сам не работает, и другим мешает!

Алексей обернулся, увидел Павла Горина — рукастого, длинного, известного всем баскетболиста, игрока академической сборной. Горину, видно, тоже не хватило места. Он, как винтовку, держал на плече свернутый в трубку чертеж и улыбался.

— Теперь вместе будете прохлаждаться? — спросил Варга.

— Что вы, товарищ секретарь! — начал притворно оправдываться Горин. — Возьмем доски и пойдем куда-нибудь в свободную аудиторию. Хочешь с нами? Заставим Алешку считать, а сами поговорим о футболе: куда он идет и стоит ли овчинка выделки. Айда?

Идея найти свободный класс понравилась Алексею. Он потянул Горина за рукав.

Взвалив на плечи чертежные доски, они спустились на второй этаж. В классе недавно убрали, все стулья стояли на местах, было чисто и просторно; из открытых форточек тянуло холодком. Горин снял китель.

— Ну-с, давай учиться на инженеров!

Было совсем тихо. Лишь иногда мимо кто-то проходил, шаги медленно удалялись, и затем далеко, в конце коридора, гулко хлопала дверь.

— Всегда у меня после тренировки руки дрожат, — сказал Горин. — Я ведь только из зала.

— Не бегай так сильно. — Алексей послюнил палец и стал отыскивать в каталоге нужный подшипник.

— Не бегай! Тренер покоя не дает. Посидели, говорит, на втором месте, пора в чемпионы.

Горин низко склонился над чертежом, смотрел, будто удивляясь, будто не сам все сделал. Скоро по паутинкам-линиям пройдется мягкий карандаш, косой дождик штриховки заполнит нужные места и зачернеет в углу надпись: «Сервопривод». Осталось доделать муфту. Горин вздохнул и полез в чемоданчик за готовальней.

— А как с медицинским сыграли? — спросил Алексей.

— Сорок пять — сорок восемь. Ты не смотрел? Ох и встречка была! Знаешь, у медиков команда какая? Ничего поделать не могли. Одна минута осталась, а мы на очко отстаем. В зале что делалось! И вдруг персональный — им. Любушкин — знаешь, дипломник? — взял мяч и на нас смотрит: боится, что из-за него проиграем. Я даже отвернулся…

— Попал?

— Оба раза. В зале орут, а Костя Земляникин Любушкина целует. Ну, счет сравнялся, назначили добавочное время. Мы сразу два мяча положили и уж до конца у них на кольце сидели.

Горин не сказал, что оба этих последних мяча забросил он, да еще так лихо, что даже тренер факультетской команды не выдержал, захлопал.

В молчании прошел час. С улицы доносились гудки машин и людские голоса. Временами Горин начинал громко петь «Варяга»: работа, видно, у него ладилась. А Алексей мучился. Придуманная им схема никак не хотела ложиться на чертеж; он то стирал начерченное и уменьшал до предела зазоры, то брал счетную линейку и все переиначивал.