Владимир Жуков - Бронзовый ангел

— Ну так что, едем? — Воронов встал, выжидательно посмотрел. — Не оставаться же вам без ружья. Правда, рыб жалко.

— Не жалейте, на наш век хватит. Хуже, когда вместо рыб попадают в людей. Я в прошлом году в Коктебеле наблюдал замечательную картину. Нарочно не придумаешь.

В вороновской квартире он сразу шагнул к телевизору. Включил, с минуту вращал рукоятки. Со стороны — вроде бы так, без толку. Потом решительно повернул ящик и снял дырчатую стенку. Достал из кармана перочинный нож и засунул руку в пыльную мерцающую темноту. Изображение перестало дрожать, но все еще летело вбок, будто сносимое ветром. Потом и этот дрейф кончился. Ребров прибавил яркости, контраста и повернулся к стоявшему сзади Воронову:

— Ружья продаются на Кузнецком и в магазине «Турист».

— Уже! Я всегда преклонялся перед людьми, которые могут не только объяснять, что электроны должны бежать от катода к аноду, но и заставлять их это проделывать.

— Зато вы знаете высшую математику, как школьный учитель теорему Пифагора.

— Это как раз несложно. А вот другое… У вас, к примеру, «Победа», и вы ездите на ней, как заправский шофер. А заставь меня, я не строну машину с места.

— Ключ. Надо повернуть ключ и нажать на стартер, — засмеялся Ребров.

— Вот видите: вам просто. А я не могу.

Ребров понимал, что Воронов прибедняется. Знаток сложнейших электронных устройств, он, конечно, мог бы разобраться с неполадкой в телевизоре. Но, наверное, не хотел. А впрочем, ему не тягаться с ним, с Ребровым, поторчавшим изрядно за лабораторными верстаками. Но как бы там ни было, а слышать от Воронова слова самоунижения было приятно.

В коридоре щелкнул замок, кто-то вошел в квартиру. Потом из коридора донеслось:

— Дима!

Ребров растерянно оглянулся на дверь, за которой скрылся Воронов. Почудилось или нет? Тот же голос: «Водитель не виноват. Я поскользнулась…» Ох ты, ведь и дом-то знакомый, как он раньше не приметил! Да, да, они просто подъехали с другой стороны.

Он нетерпеливо прошелся по комнате, посчитал, что до окна шесть шагов. Наконец появился Воронов и с ним о н а — теперь уж сомнений не было.

— Нина, это тот самый Николай Николаевич Ребров, о котором я тебе уже рассказывал. А это моя жена, прошу…

Но она перебивает, смеясь:

— Мы уже знакомы! Это даже зафиксировано в протоколах милиции.

Ребров чувствует, как краска заливает ему лицо.

— Паршиво тогда вышло, — говорит он.

— До сих пор переживаете? А я давно забыла. Вы, наверное, голодны оба? Сейчас что-нибудь приготовлю, ждите.

Он ушел от Вороновых далеко за полночь. Разговорившись, рассказывал о себе, вслед за ним стала вспоминать прошлое Нина. Ребров слушал и вдруг ужаснулся: «Мог ведь убить ее там, в переулке, А она ничего — простила. Не то что Марта, та ничего не прощала, никогда. А Нина — какая она?» Он размышлял об этом и на другой день, на стенде, в бетонном домике, сидя возле контрольного щита. Веркин трижды переспросил его, чем заниматься дальше, пока он не очнулся, не начал мерить рулеткой пол и стены, соображать, пройдет ли в дверь двигатель серийной ракеты. Веркин выходил из домика, присаживался на пустой кислородный баллон, закуривал. С мудростью старого служаки он не торопил начальство с работой, тем более что видел: дело у Реброва, против обыкновения, сегодня не ладится.

Утром, собираясь в академию, Воронов спросил:

— Надевать парадный китель сразу или заехать домой?

Нина посмотрела иронически:

— А что случилось? Тебя наградили орденом?

— Юбилей факультета. Будет торжественное собрание и концерт. Дроздовский предупредил, чтобы все были обязательно.

— Прелестно, я тоже иду. Хоть раз посмотрю на офицерских жен.

— Можешь это сделать сейчас. Зеркало рядом.

— Хорошо. Посмотрю на д р у г и х офицерских жен.

До сих пор она не удостоила вниманием ни одного академического вечера. И вот — нате. Однако Воронов обрадовался: перспектива стоять в фойе, беседуя с Пионеровым, устраивала мало.

— А ты не передумаешь? — спросил в коридоре, поправляя фуражку. — Смотри не передумай!

Он вернулся домой после обеда и застал жену перед зеркалом: прижимая подбородком, прикладывала к себе то одно, то другое платье, выбирая, что надеть. Он никогда не видел особой разницы в платьях, жена нравилась ему в любом, и Нина давно перестала спрашивать, решала сама, а тут начала приставать, требовала совета, и он серьезно, будто что понимал, указывал, путался, опровергал сам себя, пока они оба не остановились на одном — в крупных лиловых цветах. В академический Дом офицеров приехали за считанные минуты до начала; помогая жене раздеться, он чувствовал, что на нее обращено множество взглядов, и смущался, сердился на себя за выбранное им яркое платье и думал, что надо было посоветовать другое, поскромнее. Он чертыхался, когда они пробирались сквозь толпу к зрительному залу: здесь тоже вовсю разглядывали «жену Воронова». Нину же все это не очень смущало; она шла спокойно, высоко подняв голову. Что и говорить, Нина отличалась от других женщин, но чем именно — Воронов понять не мог.

У самой двери в зал наткнулись на Букреева, тут же стояли Лысов и Катаян со своими удивительно похожими друг на друга женами. Разговоры, знакомства прервал хриплый звонок. В зале Букреев, сидевший слева от Воронова, вслух считал, сколько осталось людей, помнящих первый день работы факультета, тот, тридцать лет назад. Воронов слушал с интересом: Букреев служил в академии давно. Лишь на секунду он отвернулся, чтобы пригласить и Нину послушать, но она не отозвалась: рассматривала сидевших вокруг, будто кого-то искала.

Торжественная часть была солидной. Генерал, начальник факультета, прочитал доклад, за ним протараторил свою речь слушатель-выпускник, отчитался начальник кафедры, весело поприветствовал собравшихся рабочий с подшефного академии завода. Потом духовой оркестр, сидевший на балконе, заиграл гимн, и все встали. Звуки до краев заполнили старинный зал, и лица у всех Стали серьезными и задумчивыми.

Оркестр умолк, сцена опустела, люди потянулись в фойе. Вскоре там загремела музыка — оркестр перебрался на новое место.

Нина взяла Воронова за руку, приглашая потанцевать.

— Ну что ты! — Воронов отшатнулся. — Неудобно. — Он представил себе, как на него, посмеиваясь, будут смотреть коллеги-преподаватели, и еще раз повторил: — Неудобно, не умею я.

Нина отвернулась. Воронов растерянно смотрел на жену. Хотел было сказать, что ладно, пошли, но увидел, что к ним пробирается Ребров, — осторожно, стараясь не мешать танцующим. Ребров улыбался, казалось, хотел сообщить что-то чрезвычайно приятное, но, подойдя вплотную, только поздоровался и выжидающе замолчал.