Александр Золототрубов - След торпеды

Капитан, казалось, его не слушал. Он стоял у левого крыла мостика и глядел в темноту, где на фоне посветлевшего горизонта чернел мыс Зеленый. Мыс угрюмо возвышался над черной, как смола, водой. Отвесные скалы в предрассветной мгле выглядели могучими великанами. У этих скал пограничный корабль «Рубин» на пятый день войны уничтожил фашистскую подводную лодку.

— Капитан, вы, наверное, опять вспомнили войну? — спросил Кольцов. Он не раз замечал: когда судно проходило этот район, капитан выходил на крыло мостика и в бинокль разглядывал угрюмый остров. — Бросьте волноваться, капитан. Подумаешь, перископ! Показался, ну и шут с ним.

— А если это чужая лодка? — насупил брови Петр Кузьмич. — Если эта субмарина что-то вынюхивает в наших водах? Молчишь, парень? То-то… — Капица закурил. — До войны я служил на пограничном корабле «Рубин», и мы несли боевой дозор вот в этих местах. А как началась война, то все пограничные корабли, в том числе и наш, были переданы в боевой состав Северного флота. На другой день «Рубин» покинул базу Кувшинская Салма и взял курс в Иоканку. Нам поставили задачу охранять вход в горло Белого моря от кораблей и подводных лодок противника. Прибыли мы на место вовремя. А вскоре командир получил сообщение по радио о том, что в районе острова Светлый замечена чужая подводная лодка. К острову — полным ходом. Мы атаковали субмарину глубинными бомбами. На воде появились масляные пятна, пробка… Вот так, Сергей. Потому и памятен мне этот остров. А еще я потерял тут своего друга Федю. Он был минером. Корабль спас, а сам погиб… Я вот летом ездил в отпуск и заезжал к его матери. Старенькая она уже. Усадила меня под вишней и говорит: «Федя еще сажал, когда маленьким был. Ягоды у этой вишни красные-красные, будто Федина кровь в них…» Вот оно что, Сергей… — Капитан вошел в рубку штурмана, позвал старпома: — Ну-ка, Василий Ильич, покажите, где был замечен перископ?

Старпом взял карандаш и поставил на карте крестик.

«Так это же неподалеку от фарватера, где ходят наши лодки!» — чуть не вырвалось у Петра Кузьмича. Годы жизни научили его многому. Одно правило для себя он усвоил крепко: на море гляди в оба. И все же он высказал сомнение: может, то был не перископ, а сидела на воде чайка, а когда включили прожектор, она вспорхнула?

— Я не слепой, — с обидой в голосе возразил старпом. — К тому же не один я видел перископ, вот и боцман подтвердит.

Капитан взглянул на Колосова:

— Лодка?

Боцман как-то неуклюже переступил с ноги на ногу.

— Это я, значит, видел? — с ухмылкой спросил он. — Нет уж, товарищ старший помощник, галлюцинацией не страдаю. Чайку видел, как она от света луча испуганно вспорхнула и улетела в темноту. А перископ не видел. А какой он, перископ?..

Слушая разговор капитана с боцманом, Кольцов угрюмо глядел на черное взлохмаченное море. Судно рыскало, подскакивало на волнах, как на ухабах, но Сергей крепко держал руль. Когда боцман умолк, он, сделав серьезное лицо, сказал, что старпому просто померещилось. Никакого перископа не было.

Боцман в душе поблагодарил Кольцова за поддержку, однако вслух высказал такую мысль: старпом излишне напрягает зрение, вот ему и почудился перископ подводной лодки.

— Вот-вот, — поддакнул Петр Кузьмич, — так и есть — чайка. А вы тут раздули из мухи слона. Кто станет рисковать в этих местах, где грунт скалистый, подводные камни да рифы? Не думаю, что командиру лодки надоело жить, будь он нашим или чужим. Не думаю, Василий Ильич. Мура, а не перископ. Вам и вправду померещилось.

— Возможно, — угрюмо отозвался старпом.

Траулер легко ошвартовался у причала, хотя ветер нагонял гривастые волны. Над бухтой опустилась ночь. Темная и беззвездная. То там, то здесь холодно мерцали огоньки сейнеров. Петр Кузьмич побывал у дежурного по порту, отчитался за рейс и лишь тогда засобирался на берег. Он неотступно размышлял о том, приедет ли в субботу Степан. А может, он уже дома? Петр Кузьмич вышел на палубу. У трапа кто-то курил, похоже боцман. Капитан подозвал его к себе, строго предупредил:

— Вам быть на судне, пока я не приду.

— Ясно! — по-военному откозырял боцман и тут же спросил, когда капитан вернется. Ах, завтра утром! Что ж, боцман домой не торопится, там его никто не ждет. Разве что к Лене забежать да окно застеклить. Это можно сделать и завтра.

— Глядите тут в оба! — предупредил капитан. — Да, а где рулевой Кольцов? На берегу? А кто ему разрешил? Вы, да? Ах, деньги матери пошел отправить. Ну-ну… — Капица подал боцману руку: — До завтра!

Петр Кузьмич торопливо зашагал вдоль берега, у штабелей из бревен он свернул налево и поднялся на сопку. Глядя ему вслед, боцман думал: «Эх, и не везет тебе, капитан! Ох, как не везет! Ты еще ничего не знаешь, но скоро, уже скоро узнаешь, как я тебя люблю. Просто жить без тебя не могу. И все же в очередной рейс я с тобой не пойду. Нет, капитан, не пойду. Но я тебе благодарен, что приютил меня на траулере…»

Чьи-то шаги раздались за спиной. Колосов обернулся. Это была Лена. Она тоже сходила на берег.

— Может, и меня с собой возьмешь? — спросил лукаво боцман.

— Потом, когда мама приедет…

…Кольцов вернулся на судно поздно вечером. Боцман встретил его сердито.

— Мне тут за тебя капитан чуть не всыпал. Говорит, курсанта на берег не пускать, пусть изучает штурманское дело. Но я за тебя заступился, — пожаловался он и завел Кольцова к себе в каюту. — Ты знаешь, беда у меня, Сережка. Такая беда, что стыдно признаться. Понимаешь, вчера на острове я резал березняк с Леной и потерял паспорт. Видно, платок вытаскивал и потерял. Вот думаю: когда лучше сходить туда? Катер у меня свой…

— Сейчас на острове темно. Лучше идти на рассвете.

— Верно! — обрадовался боцман. — Надо мне вернуться к завтраку, пока капитан на берегу. Только прошу тебя, Сергей, ему ни слова. Уберешь тут палубу, воду с берега подключишь. Добро?

Кольцов долго молчал, о чем-то размышляя, и наконец согласился:

— Давайте на рассвете… Завтра у меня свидание с девушкой. Пригласила на день рождения, а в моем кармане — шестнадцать баллов.

Боцман полез в карман.

— Тридцатка, хватит?

Сергей торопливо взял деньги.

— Спасибо. Вы… вы как родной отец…

— Не люблю сладких слов. Не люблю… — Колосов говорил с курсантом и глядел в иллюминатор, в сторону острова. Он уже видел себя там, входящим в пещеру.

Аким Рубцов проснулся глубокой ночью. Ему показалось, что кто-то постучался в окно. И хотя на дворе шел проливной дождь, Аким отчетливо услышал этот стук. Он привстал на кровати, потянулся было рукой к выключателю, но тут же раздумал. Кто пришел к нему в такой поздний час? Аким прислушался. Дождь бил в окно тугими струями. «Вот дьявол, неужто почудилось?»