Василий Бочарников - Тропинка к дому

Ну-ка, поглядим, какие сынки у клена: прутики упругие, со светло-зеленой корой, и у каждого прямо из стволиков — почки. На одном целых восемь, на втором четыре, а на третьем (он с гвоздик всего) одна, вершинная, но нацелена (экий храбрец!) прямо на солнце.

Упорные сынки у клена. Как же: были в снегу, промороженном, колючем, не шевельнуться, все в темноте да в темноте, и оставалось им только спать, терпеть и надеяться на весну; все вынесли, теперь — на свободе. Можно глядеть на солнце и на небо, на все, что вокруг. Можно и покачаться на порывистом теплом ветру. А сверху на них дружелюбно поглядывает папа-клен и вроде бы нет-нет да и шепнет: «Молодцы. Растите, ребятки. Растите».

Оттает, отогреется, станет живой земля, и я подыщу сынкам клена новые места. Чтобы выросли они на просторе такими же красивыми, как их отец.

Сколько радостей у лета! Если бы все-все перечислить, не хватило бы и года: тут грибы, тут ягоды и рыбалка, хрустящее яблоко и цветы, купанье в реке…

Для меня же самая большая награда солнечного лета — походить в дедовой обувке, то есть босиком, по утренней или полуденной тропе, по лужайке. Босиком!

Роса приятно холодит ногу, блаженствуют подошвы, пятки, пальцы, а как нежна и шелковиста трава; когда земля прогреется, ее тепло передастся тебе. Вот тут ты и не заметишь, как скоро и просто перенесешься в далекое детство. Чудесное и редкое мгновение.

Мы ходим по траве, по цветам босиком, словно мы — боги. Как немыслимо щедра к нам природа! Только вот не всегда ценим это. Человек, не замечающий простых радостей, далек от природы. И достоин сожаления.

Лето зовет тебя пройти босиком по земле. Иначе как же ты узнаешь и мягкость, и твердость отцовской земли, как сможешь породниться с нею?!

Я видел, как чайка ловит мелкую рыбешку: садится на один из камней, белым лбом выступающий из реки Покши (эти камни как раз приходятся на быстринку, на живую струю), и замирает, а хищный, прицелистый глаз неотступно следит за водой, за всей жизнью в ней, и ждет… Вдруг резкий рывок головы — и рыбка уже в клюве, уже высоко поднялась над родной рекой.

Сижу на камне, сверху он теплый, на коленях спиннинг, ноги в рыбацких сапогах в воде. С интересом наблюдаю за рыбешкой. А как много малька! Этакие живые стрелочки снуют туда-сюда. Выждал, прицелился. Рывок. И вот в моей ладошке малек. Головка, глаз круглый с малиновым ободочком, плавники, хвостик, блестящая чешуйка. Все честь по чести — рыба. Вот только не знаю какая.

Малек разобрался, что пойман, резко плеснулся, вылетел из ковшика и — опять к реке. Вильнул хвостиком и пропал. Какой удалец!

Это же надо — какая немыслимая самостоятельность! Растет без папы-мамы, сам где-то и как-то кормится, сам где-то днюет-ночует, сам спасается от бесчисленных врагов.

Мы и знать не знаем, скольких трудов, забот, хлопот, хитростей, смелости нужно мальку, чтобы вырасти в красавицу сорогу, в бело-золотого леща, в сильного, дерзкого язя, чешуя которого, кажется, выкована из серебра.

И как же красива река, в которой плещется, дробя солнце, колебля водой отсвет малиновой зорьки, гуляющая рыба!

Какого цвета лето? Зеленого! Так-то так, но это, пожалуй, слишком общо… Походите полевыми дорогами, тропинками, бережно рассекающими луга, побывайте на лесных полянах, на берегах чистых рек, проследите движение облаков — и вы поймете: лето цветное. Оно и зеленое, и красное, и белое, и синее, и оранжевое, и палевое, и малиновое. Так вырядили его цветы: лютики, ромашки, одуванчики, анютины глазки, незабудки, иван-чай… Невозможно перечислить все цветы, которые украшают лето. Для меня даже один-единственный цветок — чудо.

А вот еще верный друг лета. У него красивое — так и просится в стихотворную строку — имя: подорожник. Подорожник — вечный странник наших дорог. Веками били его конские копыта — выжил, давят автомобильные и тракторные колеса — живет. Удивительная стойкость, поразительное терпение!

Древние воины лечили подорожником раны. Поскольку он при дороге, значит, всегда под рукой. Сорванный и прижатый к ране, он уже врачует. И сейчас я вижу, как деревенские люди частенько обращаются к подорожнику… Сегодняшние медики открыли в подорожнике немало целебных свойств.

…Шагаю проселком. Над головой раскачивает колокольцы, трезвонит жаворонок. Слева и справа — подорожники. Розетки, целые гнезда из густо-зеленых листьев с красивым вырезом, в середке то один, то два, то пять зеленых шомполов, на концах которых то сиреневые, то белесо-сиреневые ершики. И куда бы, в какие дальние дали ни бежала дорога, не отстают от нее верные подорожники.

Бывает так: сто раз за весну, за лето наведаешься в лес, в тот же наш лес Кормыш, а начнешь вспоминать, какие же там деревья, как они выглядят, и ничего не вспомнишь, все как бы на один лад. Значит, был в лесу, а ничего не увидел. Не лес — сам виноват.

А эти сосны я вспоминаю часто и вижу, вижу их перед собой, где бы ни был… Надречный лобастый взгорок, с зеленой травой, на удивление чистой, словно за нею кто-то ухаживает; по взгорку вразброс десяток молодых (годов по двадцать пять — тридцать) сосен, с красной корой, с раскидистыми ветками и иссиня-зеленой хвоей.

Сосны и ввысь, и вширь растут привольно, всем им поровну достается солнца, и только ветками они слегка касаются друг дружки, чтобы чувствовать «локоть» соседа или обменяться новостями.

Сосны сильны, мускулисты, крепкими корнями вросли в землю и здесь, на высоте, дружат с небом, ветрами, дождями; дружным дозором поглядывают на реку Покшу, что изгибисто вьется низинкой, на пойменный, в немыслимом цветовом буйстве, луг. Далеко-далеко все видно им, но и сами видны они.

Только разик постоял в сосняке, привалившись плечом к стволу, а вот помню и взгорок, и каждую сосну в отдельности, будто только что вернулся оттуда… Почему так? Не знаю. Красивые сосны. Наверно, поэтому. И не всегда нужно разбирать красоту «по косточкам».

Залитые солнцем, гудят на ветру (почти красные от земли и зеленые к небу) сосны. Им еще долго-долго жить. И я верю, еще не один человек откроет их для себя, чтобы любить.

В стылые весенние дни разом вошла теплынь: повеселев, люди скинули теплую одежду; на деревенских огородах задымились костры — сжигали всякий перезимовавший мусор. И я поспешил на речку.

Вешняя вода высветлилась, клев был веселым, азартным. Крупная сорога наперехват бросалась на ручейник, насаженный мною на крохотный крючок… Обычно, сделав подсек, сорогу не выдергиваешь из воды, а расчетливо, без слабины лески, ведешь и ведешь к берегу, а она шумно всплескивается, бунтует. А тут я оплошал: сильно рванул вверх после поклевки, рыбина попалась крупная — и старый бамбуковый удильник сломался в коленце. А запасной снасти под рукой не было.