Наталья Головина - Помню тебя

Всхлипывает Лидия Семеновна Черемная: у нее подозрения насчет бумажных клочков с номерами телефонов в портфеле мужа. Расстроенно краснеет ее только что припудренный нос уточкой.

— Да, может, деловые телефоны? — возражает ей единственный мужчина в отделе, кроме шефа, пенсионного возраста Петр Федорович. — Думаете, так он всем и нужен больше всего?

— Если бы деловые!.. — отре́зала Лидия Черемная почти с гордостью.

Татьяна Петровна Рыжова откровенно и вслух планирует и советуется с шефом: выбраться из отдела и успеть сделать маникюр. У того не находилось сию минуту поручения «на выезд». Но она все равно успеет.

Инну вначале удивляли здешние обитатели. Почему-то ей казалось, что в Москве все должно быть «столичным»… И люди должны быть другие. Когда-то она даже волновалась, идя первый раз на работу. А они обычные и даже скучные.

Одна Мила Петровская умница. И элегантная — с тем налетом представительности и блеска, который Инна прежде ожидала встретить всюду и во всех. Ей немного за тридцать, с тонким, уже чуть помятым лицом. Никогда не говорила о домашних делах… Приятно было смотреть на нее, собранную, ясную… и закрытую для всех, в момент раскидывающую кучу служебных бумаг: горящих, чрезвычайных и «всего лишь» неотложных. В отделе она была незаменимым исполнителем на самом сложном участке — по международным выставкам. Обеспечить в срок экспонаты, переводчиков, уровень и блеск — это была Мила Петровская. Ей подражала в манере отвечать на телефонные звонки машинистка Тонечка. И Инна невольно тоже начала говорить в трубку не «Алё, кто это?», как Черемная, или «Да-а…», как завотделом Панин, а как Мила: «Н-да! Слушаю вас!»

Только с нею Инна немного сблизилась в отделе. И то ни о чем не расспрашивала, захочет человек — сам расскажет. Инна теперь больше любила слушать и замечать. Люди-то все такие разные, она раньше этого не видела. Правда, в таком большом городе они теснее, с бо́льшим напором трутся друг о друга и стираются, более похожи внешне. Нужно долго смотреть, чтобы различать. И то больше чувствуешь, чем видишь: еще и закрытее здесь люди.

…Она отстучала письмо на машинке. Теперь надо отвезти его на производственный комбинат экспонатов. Хорошо: она побудет одна. Ее утомляет, но и успокаивает, заставляет забыть о себе ритм городского многолюдства.

Своим чередом катилась жизнь. Муж довольно часто ездил в командировки. Инна знала его взгляд на семью: тут все должно быть надежно. Но это касалось прежде всего ее поведения, а его — в самых общих чертах. А может ли он что-то себе позволить в частностях? — это беспокоило ее.

Его всегдашний при себе в поездке коньяк — «для проведения переговоров», приятные мелочи для разного разряда секретарш… Виктор Михайлович был действительно бывалый человек. «Это себя оправдывает», — отвечал он на вопросы. В остальное ей не положено было вмешиваться.

Она вспомнила все в деталях, когда уже произошло…

Виктор получил повышение: замдиректора на своей базе комплектооборудования. Началась какая-то странная жизнь. Вызывали недоумение телефонные звонки.

«Передайте Виктору Михайловичу, что звонят из треста! Требуют немедленно оформить материальный пропуск». — «Ну вы и оформляйте…» — «Послушайте, девушка, дайте Виктора Михайловича?» — «Я вам не девушка!» — «Это супруга Виктора Михайловича? Так вы ему передайте, что они обязались те комплекты в нашу пользу списать, мы им на этих условиях и давали. А теперь пытаются с наскока, дуриком взять!» — «Виктора Михайловича нет…» — «Ну, так я не отвечаю за последствия! Вы так и передайте!» — «А им что же, не положено? Тогда не давайте…» Хлопнули трубкой…

Бархатный «артистический» голос: «Здравствуйте. У меня есть для вас лично кое-что приятное». — «Для меня?» — «Да, Французские духи… Я, в свою очередь, буду надеяться на резерв этого года. Вы так ему и передайте: не в порядке просьбы, а, в натуре, дружеского требования». — «Я? Ну что вы…» — «Знаем, знаем: вы ничего не можете…» — «Виктор Михайлович будет сегодня к девяти». — «Да, да, знаю… Мы встречаемся у вас сегодня за преферансом. Целую, так сказать, в натуре, ручки!»

Преферанс? Она знала смутно про карты: что это существует. Так же, как «пью только по делу». Но до сих пор это было за пределами дома.

Вечером действительно гости… Этот «целую ручки, в натуре» был какой-то обтертый тип — «представитель заказчика». А двое других — крупный и холеный, с полуприкрытыми искушенными глазами Выхринский и тщедушный товарищ Пак, откуда-то с Дальнего Востока. Виктор был слегка навеселе. Раскидывали глянцевую колоду под «Вишневый сад» по телевизору: по другим программам было что-то симфоническое.

— Нужен этому дому хороший звуковой комбайн! И будет! — неожиданно бойко отозвался сидевший с пришибленным видом сухонький товарищ Пак.

Но «голос с Дальнего Востока» проигнорировали. Очевидно, гораздо больше мог искушенноглазый Выхринский…

Деловых гостей было теперь много. Они всегда хотели видеть сынишку, похлопывали его по тугим щекам. Нужно приучить сына не входить без разрешения к гостям, это зрелище не для него. Никитка был теперь лобастым кудрявым мальчуганом, крупным для своих шести лет. «Наследник…» — вслух гордился Виктор.

Правда, у нее теперь был доступ в отличное ателье. А Никитка будет определен в школу с преподаванием на английском языке. Появился у нее и свой мастер в парикмахерской. Виктор сказал: «Сколько можно ходить в таким барашком?» Теперь носили крупные взбитые локоны. И еще был выговор от него насчет тяжеловесной «трактирной» утки для гостей: не то под ямайский ром… Господи, сколько она должна всего, не нужного ей, должна кому-то… всем!

Потом случилось. Она сама начала приглядываться: почувствовала неладное. А потом соседи сказали, что вот она, та — «невеста мужа»… Всегда ждет его в машине, когда он заезжает домой. Инна выскочила в подъезд, увидела издалека: вызывающе уверенная, старше Инны, но все при ней, одета с умелой небрежностью. Скучающе наглоглазое лицо.

Виктору сказала:

— Познакомь…. — И смотрела растерянно и жалобно.

Тот усмехнулся:

— Пойдем!

Она задохнулась. Да что же он, смеется, дрессировать ее решил — на «все ему дозволено»? Что сделать? Выбежать, дверцу распахнуть, сказать ей что положено?.. Она холодно и приторно удивится: «Милочка, да я по делу подъехала…» Будет торжествовать.

Через неделю она решилась, сказала ему: или — или. Он выжидающе молчал. Будто впервые, с неприязнью увидела, какой Виктор красивый и прочный, немного располневший, с иголочками седины в волосах.

Тяжелая кровь билась в виски… Страшно и невозможно понять. Виктор не выглядел очертя голову увлекшимся. Должно быть, это было что-то случайное, а сейчас оказавшееся кстати. И теперь возможна была меновая операция: ее с сыном на… — что там у этой наглоглазой дамы? — возможности продвижения и связи, отменный комфорт для него в бездетной семье?