Николай Зарудный - На белом свете. Уран

Наталка чувствовала, что отцу нужна в этой житейской суете поддержка. Михаил Константинович искал работу. Каждый раз, когда он возвращался из города, Ольга Аркадьевна встречала его стандартным вопросом:

— Ну что?

Отец устало садился на скамеечку и докладывал:

— Предлагали заведовать складом кондитерской фабрики.

— Иди! И не раздумывай долго! Как сыр в масле будешь…

— Не пойду я ни на какие склады, Ольга.

— Глупый. Еще куда посылали? Говори! — Мать в эти минуты была похожа на строгого следователя.

— Директором швейной мастерской.

— Соглашайся. Будешь…

— Не иди, отец, — оборвала Наталка.

— А сколько ж он будет слоняться без дел? — спрашивала Ольга Аркадьевна. — У нас такие расходы! Мы не проживем на пенсию.

— Мы, мама, могли бы, кстати, меньше покупать разной мишуры, — сказала Наталка.

— Я не для себя покупаю эти перстни и сережки, тебе останутся… И это — всегда деньги.

— Мне ничего не надо.

— Хватит тебе, Ольга. — Нарбутов закурил сигарету. — Завтра я пойду в горком партии.

Наталка заметила, что у него дрожали руки. Секретарь горкома партии выслушал Нарбутова.

— Мне товарищи из орготдела докладывали, что вам предлагали несколько должностей, но вы отказывались.

— Меня, наверное, не так поняли товарищи. Мне не нужны никакие склады, мастерские одежды… Я хочу настоящего дела, — ответил Нарбутов.

— У вас большой опыт, товарищ полковник, мы это знаем и что-нибудь придумаем, а сейчас подходящих вакансий, к сожалению, нет.

— Каких вакансий?

— Номенклатурных, — пошел на откровенность секретарь. — Так сказать, руководящих.

— Я не прошу у вас таких должностей. Пошлите меня на любую работу, чтобы я мог быть полезным.

Секретарь горкома облегченно вздохнул…

— Михаил Константинович, это уже деловой разговор, извините, но я думал, что вы добиваетесь…

— Я ничего не добиваюсь, товарищ секретарь.

— У нас есть автоколонна при строительно-монтажном управлении, не колонна, а горе. Четыре начальника за год сменились, все планы у них летят вверх тормашками. Машины разбитые, дисциплины никакой… Обком за эту колонну мне скоро выговор влепит, точно. Пойдете начальником? Но предупреждаю вас, Михаил Константинович, будет тяжело.

Нарбутов не колебался:

— Пойду.

Выслушав мужа, Ольга Аркадьевна презрительно усмехнулась:

— Доходился! Слышала, Наталка? С утра до ночи будет сидеть в мастерских да материться с шоферней. Полковник…

— Буду! — ахнул кулаком по столу Нарбутов. — Потому что я хочу еще жить!

— Отец, ты правильно поступил, — сказала Наталка. — Честное слово, лучше материться с шоферами, чем выслушивать тирады нашей очаровательной мамаши.

Отец возвращался с работы поздно, иногда его подвозил какой-нибудь самосвал. Наталка выбегала к калитке и кричала:

— Привет автоколонне!

И казалось в такие минуты Нарбутову, будто вернулись далекие молодые годы. Переодевшись, он рассказывал дочке, как прошел день.

— Очень интересно! — бросала Ольга Аркадьевна. — Он достал два коленчатых вала!

— Не два, а три, — поправлял Нарбутов.

— Подвиг!

…Мать включила свет в саду. Люда, покачивая бедрами, пела:

Наталка увидела Давида с букетом роз. Он поздоровался со всеми и поцеловал руку Ольге Аркадьевне. О чем-то спросил, и мать указала на комнату Наташи. Давид вошел без стука.

— До тридцати лет женщины имеют право отмечать свой день рождения, потом рекомендуется держать эти даты в тайне. Наталочка, это обыкновенные розы, но я ходил за ними в Старый город. Шесть километров — комментарии излишни. Руку я целовал твоей маме, а ты подставляй щеку. Если мне дадут рюмку водки, я выпью за твое здоровье.

— Может, пойдем в сад?

— Нет. На меня отрицательно влияют бедра Людмилы, — засмеялся Давид.

— Не смотри.

— Это невозможно, потому что мне кажется, будто Люда сложена только из одних бедер.

Наталка принесла коньяк и яблоки. Давид выпил.

— Можешь меня поздравить, Наташа.

— С чем? Защитил докторскую диссертацию?

— Больше. Шеф разрешил идти в отпуск. Через два дня я буду толкаться в Ялте.

— Завидую.

— Едем вместе. А что?

— Давид! — позвала Ольга Аркадьевна. — Дамы ждут.

В саду рычали саксофоны — мать принесла магнитофон.

Люда ввинчивала каблучки в гравий:

— Давид, шейк!

— Очень полезный танец для функций таза и мускулов живота, — прокомментировал Давид па Люды. Потом сбросил пиджак и, уловив ритм, стал достойным партнером очаровательной дамы.

— Ну, как? — в глазах Люды прыгали чертенята.

— Люда, вы секс-бомба.

— А что такое секс?

— Об этом я вам расскажу потом.

— Почему не идет Наталка?

— В день рождения человек должен поразмышлять о своей жизни, — сказал Давид, обращаясь к Люде и наливая шампанского. — Наталка размышляет… Будем тактичными и выпьем за родителей именинницы. Ваше здоровье!

— Если б не вы, Давид, то я бы умерла со скуки! — Ольга Аркадьевна поцеловала Сокальского.

— И я, — потянулась к Давиду Люда.

— Люда, вы кусаетесь! — заметил Давид.

— А вы совсем не умеете целоваться.

— Вот поеду в Ялту и попрактикуюсь, — пообещал Давид.

— Возьмите меня с собой, — кокетничала Люда.

— Мой бюджет не выдержит такой нагрузки.

— Я вас прокормлю…

Наталка перечитывала телеграмму. Даже не написал «целую»… «Желаю счастья, мужественного сердца и голубых тележек…» Нет ни мужества, ни голубых тележек. Наталка думает об этом без жалости. Она просто хотела, чтоб… Фу, какие противные мысли лезут в голову! Но их не отгонишь. Она хотела б опять прийти к нему ночью, в этот сад… А потом пусть бы и уехал. Наталка чувствует, как все ее тело наливается сладкой истомой. Нет, больше нельзя мордовать себя.

— Наталка, почему ты сидишь в темноте? — Ольга Аркадьевна неслышно вошла, в комнату.

— Мне так хорошо. Гости разошлись?

— Остались Давид и Люда… У нас возникла идея, Наталочка.

— Новый фасон платья?

— Нет. Давид просит, чтобы ты поехала с ним к морю.

— Мне нельзя ехать на такое адское солнце.

— Давид предлагает поехать на Рижское взморье. Там для тебя чудный климат. Неповторимое море…

— Почему он сам не сказал мне?

— Наверное, ему неудобно, понимаешь, неженатый мужчина… Но надо плюнуть на мещанские условности. Давид говорит, что ты вернешься оттуда абсолютно здоровой. Подумаешь? Мы тебе с отцом советуем.

— Отец тоже советует? — удивилась Наталка.

— Разве он тебе враг?

— Я подумаю, мама.

— Тут не над чем думать.

В самом деле, над чем думать? Море. Красавица Рига. Новые люди, пляжи. Зачем томиться в этих комнатах, чего ждать, когда жизнь вдруг открывает перед тобой столько заманчивых перспектив? Спасибо тебе, Давид, ты настоящий друг. Ехать, ехать немедленно! Это просто здорово, что Давид придумал такую поездку. Собственно, Наталка должна была благодарить не Давида, а мать. Выслушав Давида, Ольга Аркадьевна вздохнула: