Николай Зарудный - На белом свете. Уран

— Бросьте вы эту демагогию! — кипятился Валинов. — Я получил указание от секретаря обкома партии Шаблея провести это собрание и как уполномоченный должен его выполнить.

— Я сейчас вернусь, извините, — сказал Земцов и вышел из библиотеки.

В комнату ввалились Нечипор Сноп и Савка Чемерис.

— У нас здесь разговор, так что… — встретил их Валинов, но Гайворон пригласил:

— Садитесь, Нечипор Иванович.

Валинов повернулся к окну: не дадут поговорить. Но продолжал дальше:

— Мне, товарищ Гайворон, вообще не нравятся ваше настроение и… ваши взгляды на это дело. Я заметил это еще на первом заседании бюро райкома… И я убежден, что эта… ассамблея была подготовлена не без вашего ведома.

— Вы, товарищ Валинов, отвечайте за свои слова, — в тон ему сказал Гайворон. — Здесь собралась не «ассамблея», а собрание хозяев этой земли, прошу их уважать.

— А чего вы сердитесь, товарищ представитель? — обратился к Валинову Сноп. — Вас что интересует? Что думают люди или наши поднятые руки?

— Товарищ Сноп, мы здесь, извините, без вас решим, что делать, — не сдержался Валинов.

— Как это без нас? — Нечипор и Савка переглянулись. — Мы жили на этих полях веками, а вы приехали… и без нас? Кто вы такой?

— Нечипор, идем домой, — дернул за рукав Снопа Чемерис.

— Нет, пусть скажет, кто он такой и по какому праву пугает меня переселением…

— Если надо будет — переселим и спрашивать не будем! — Валинов побагровел. — Не будем.

— Вы… вы можете говорить что хотите, — тяжело дышал Сноп, — но в душу мою не плюйте… Если вы по-человечески не желаете, то мы тоже не будем… А теперь, Савка, пойдем.

— За срыв собрания, товарищ Сноп, вы, как коммунист, будете отвечать перед партией! — предупредил Валинов.

— Перед партией буду, а перед вами — нет. — Сноп надвинул фуражку. — Все могу стерпеть, но не выдерживает сердце, когда на меня кричат. Этой обиды я вам не прощаю.

Валинову было видно в окно, как Нечипор и Савка протиснулись сквозь толпу и медленно побрели к берегу.

— Верните их! — приказал Валинов Подогретому. — Они же в президиуме. Это сознательный срыв собрания! Этого так нельзя оставить. Как уполномоченный, я несу персональную ответственность… Товарищ Гайворон, я, наконец, приказываю вам.

— Заверяю вас, товарищ Валинов, что мы можем созвать сейчас коммунистов и комсомольцев, дать им задание и… через двадцать минут решение будет принято, — сказал Гайворон.

— Так и надо сделать! — ухватился Валинов.

— Нет, я хочу, чтоб решение о передаче земли под «Факел» было принято с улыбками, а не безразличным, обреченным поднятием рук от страха, что будут выселять из родного села, — ответил Гайворон.

— Это — демагогия!

Вошел Анатолий Земцов:

— Я разговаривал с Александром Ивановичем… Мостовой категорически против того, чтобы решение принималось под каким-либо принуждением. Он сказал, что это собрание должно стать праздником для Сосенки, а не поминками.

— Теперь мне понятно, — начал складывать свои бумаги Валинов. — Под диктовочку работаете? Кое-кто на всю жизнь запомнит это собрание, товарищи… сосенские лирики. Это же ЧП на всю Украину. Да-а-алеко вы зашли вместе с вашим секретарем райкома… Ну что ж, товарищ Гайворон, отменяйте собрание и идите слушать соловьев…

— Соловьи уже отпели.

Валинов, не попрощавшись, сел в машину.

Оркестр играл «На сопках Маньчжурии»…

В гостинице Валинов швырнул на стол папку, сел в кресло и задумался. Чувствовал себя оскорбленным и уничтоженным. Впервые за годы своей работы в аппарате переживал такой позор: провалил собрание! Не выполнил поручения обкома партии, правительства… Мостовой, наверное, обо всем доложил Шаблею. Свалят всю вину на него, мол, мы же советовали дождаться Турчина, подготовить карты, макеты, расчеты, планы. Да, его отзовут со строительства «Факела», а это равнозначно катастрофе. К черту разлетится лестничка, которую возводил всю свою сознательную жизнь из послушания, хитрости, деловитости, упрямства и по которой поднялся все-таки на несколько ступенек выше, чем его друзья по институту.

Перед глазами Валинова — телефонный аппарат. Нужно сейчас же позвонить Шаблею, опередить Мостового, отвести от себя удар. А может, притвориться больным, лечь в больницу — сердечный приступ, как у… Мостового… Пока пройдет первый гнев Шаблея, а потом… Мостовой. Это он нарочно слег… Просто хитрый ход, чтобы снять с себя ответственность. Самая лучшая защита — это наступление, истина старая, как мир. И Валинов докажет, что не он, а Мостовой и Гайворон виноваты во всем.

— Секретаря обкома Шаблея, — сказал телефонистке и уже не сводил глаз со скрученного шнура, который змейкой вился по столу.

Ответила секретарша приемной:

— Обождите минуту, Павел Артемович разговаривает по прямому с товарищем Турчиным.

Валинов отдал бы все, лишь бы услышать этот разговор. В трубке что-то лязгнуло. Щелкнуло что-то и в сердце Валинова.

— Почему ж вы мне не сказали, когда звонили прошлый раз, что Турчина нет в Сосенке? Почему вы так поспешно созвали это собрание, не посчитавшись с мнением райкома партии?

— Я… я, Павел Артемович, считал и считаю, что обком послал меня для того, чтобы форсировать строительство «Факела», а не заниматься бесплодными разговорами, — сказал Валинов. — Я сделал все для того, чтобы выполнить ваше поручение.

— А я думаю, что вы сделали все, чтобы вызвать справедливое возмущение людей. — Шаблей разбивал надежды Валинова на оправдания. — Мы послали вас не для того, чтобы вы там командовали и пугали людей переселением. Вы забыли, товарищ Валинов, что перед вами не станки и… диффузоры, а люди, которые должны сделать шаг, который изменит всю их жизнь, сложившуюся за века. Очевидно, вы не вчитались в письмо правительства к сосенским колхозникам, не поняли его глубины, а теперь сваливаете с больной головы на здоровую. Турчин возмущен вашим поведением и вашими поступками…

— Павел Артемович, я… я хотел, чтоб быстрее было принято решение о передаче земли под «Факел»… подготовить фронт работ для Турчина… ведь у нас есть государственный план.

— О плане Турчин думает сам, — оборвал его Шаблей. — Он строил еще не такие объекты. Турчин сказал мне, что на этом этапе для него в тысячу раз дороже отношение колхозников Сосенки к «Факелу», чем пять километров трассы. Арсен Климович имеет резон и мыслит, как политик, а вы не поднялись выше того бульдозериста, который гусеницами уничтожил опытный участок Михея Кожухаря. Вы понимаете, в какое положение поставили обком партии? Я вынужден докладывать в ЦК, и мы, товарищ Валинов, еще будем иметь с вами серьезный разговор…

— Павел Артемович, вы не знаете, в каких условиях мне пришлось проводить это собрание, — оправдывался Валинов. — Мостовой и его родственник… Гайворон дискредитируют… решение правительства… и, хотят они этого или нет, противопоставляют рабочий класс крестьянству, заигрывают с колхозниками.