Николай Зарудный - На белом свете. Уран

Ольга Аркадьевна видела, как, прощаясь с Давидом, Наталка чмокнула его в щеку, а поэтому, когда остались с дочерью вдвоем, спросила:

— Наташенька, какие у вас отношения… с Давидом?

— Мир и дружба, солидарность и невмешательство во внутренние дела…

— Я серьезно спрашиваю.

— Не надо быть такой любопытной.

— Ты меня обижаешь, Наталочка. Когда-то ты обо всем мне…

— То было когда-то…

Чужая, она уже для меня чужая, — думала Ольга Аркадьевна. Навсегда исчезло то естественное доверие, какое бывает между матерью и дочерью.

В ту ночь, когда Ольга Аркадьевна пыталась не пустить Наталку к Платону, были порваны последние нити, связывавшие дочь с матерью. Нет ничего страшнее, чем оскорбить ж е н щ и н у. Это не прощается никогда, никому, даже матери.

Ольга Аркадьевна тоже считала себя несчастной. Она всю себя отдала семье, была нянькой Наталки, готовила обеды и ждала из командировок мужа. Теперь, когда дочь почти выздоровела, а муж вместе с полковничьими погонами сбросил с себя значительность, Ольга Аркадьевна, как говорят, взяла вожжи в руки. Михаил Константинович, человек мягкого характера, покорно принял эту перемену: делай что хочешь. Наталка же, эгоистичная, избалованная постоянным вниманием, отнеслась к перевороту в доме по-иному. Ей казалось, что мать, подчеркнуто декларируя свое превосходство, хочет вынудить и Наталку и отца отблагодарить ее за потерянные годы.

И это была правда. Когда Наталка возвратилась из больницы, спасенная и выхоженная, Ольга Аркадьевна постепенно начала замечать, что смотрит на дочку, как на еще одну ж е н щ и н у в доме. А тот вечер, когда мать показывала Наталке свои украшения, был последним мосточком между ними.

Наталка примеряла перед зеркалом медальоны, перстни, сережки, клипсы, потом собрала все это добро в шкатулку и хотела отнести в свою комнату.

— Но это мое…

— Твое? — удивилась Наталка. — Оно тебе совсем не нужно.

— Почему?

— Потому что ты уже старая…

— Я не старая! Я не старая! — кричала Ольга Аркадьевна. — Это вы с отцом сделали меня старой! Вы! Вы! Вы превратили меня в служанку…

Наталка швырнула шкатулку и выбежала из комнаты…

Ольга Аркадьевна долго и неутешно плакала. Такого оскорбления она не могла простить.

А теперь и без комментариев Людмилы она поняла, что в отношениях Наталки и Давида произошли определенные изменения. Это было видно из того, как они разговаривали друг с другом, как Наталка доставала из его чемодана интимные вещи своего туалета.

Ольга Аркадьевна была бы очень довольна, если бы быстрее закончилась эта Наталкина сосенская история, пусть бы уж выходила она замуж за Давида и позволила ей самой пожить так, как хотелось. Они с Людой даже выработали план своих будущих путешествий: Крым, Кавказ, Ленинград.

— У меня много друзей, и мы с тобой, Ольга, еще вспомним молодость, — загадочно усмехалась Люда.

Ольга Аркадьевна старалась всякими путями выведать у Наталки об их с Давидом планах. Наталка хорошо понимала мать, но молчала. Она еще и сама не знала, что будет. После той дубултовской ночи Давид стал еще внимательнее к ней, но в их близости не было никакой романтической окраски, душевного трепета. Каждый вечер Давид раздевался перед Наталкой и ложился с ней в постель, будто делал какое-то обыкновенное дело — завтракал или обедал. Это оскорбляло Наталку. Она смогла бы еще найти для себя оправдание, если б все это делалось в неистовом порыве страсти, когда можно потерять разум и силу над собой, но чтобы вот так буднично, банально спать с ним… Внутреннего протеста у Наталки хватило ненадолго.

Все эти дни она думала о Платоне, но заговорил первый о нем Давид.

— Наталочка, мы… ты должна сказать Платону обо… всем.

— Нет!

— Но ведь так дальше продолжаться не может. Мы должны быть с тобой честными.

— Что ты предлагаешь, Давид?

— Надо ему написать или поехать предупредить, что мы… вступаем в брак.

— Я не поеду! Я не перенесу этой встречи!

— Надо, чтобы ты оформила развод, — трезво подходил к делу Давид. — У нас может появиться ребенок…

— Ребенок? Ты уверен? — вспыхнула Наталка, а потом согласилась: — Может.

— Вполне закономерно… И я должен поставить в известность твоих родителей.

— Мой отец… проклянет меня…

— Но я это обязан сделать, Наталочка.

…Ольга Аркадьевна выпила валерьянки и сквозь слезы промолвила:

— Что ж, надо покориться судьбе… Если вы полюбили друг друга, то что могут сделать родители?

Давид благодарно склонил голову и взволнованно сказал:

— Я был уверен, Ольга Аркадьевна, что вы… поймете.

Нарбутов с откровенным презрением взглянул на дочь:

— Когда человек отвечает на любовь изменой — такое не прощают, — и вышел с веранды.

— Не волнуйтесь, — успокаивала Ольга Аркадьевна. — У него старомодные взгляды на жизнь!

— Я пойду поговорю с ним. — Наталка надела пальто и поспешила за отцом.

Возле калитки с Нарбутовым разговаривал высокий красивый парень с каштановым чубом, в стареньком черном свитере. Немного в стороне стояла стройная русая девушка с синими глазами, держа в руках чемоданчик… «Из какой-то школы приглашают отца выступить на вечере», — подумала Наталка, любуясь девушкой.

— Наталка, — позвал отец. — Узнаёшь?

— Н-нет, — Наталка приблизилась.

— Добрый день, Наташа, — сказал парень. — Я — Василь Гайворон.

— Васько!..

Наталка обняла Василя и расплакалась. А он поглядывал на Лесю и не знал, что делать.

Вышла из дома и Ольга Аркадьевна (что за сосенское нашествие!), пригласила гостей в дом. Василь взял Лесю за руку и вел за собой, словно боялся, что их разлучат.

Наталка начала хлопотливо угощать Васька и Лесю, но они чувствовали себя не очень удобно под взглядами хозяев и незнакомого чернявого мужчины. Ваську пришлось выслушать восторги: какой ты стал! вырос!

Потом — воспоминания: а помнишь, как устанавливали телевизор? А помнишь, как мы ездили на голубой тележке?..

И ни единого слова о Платоне.

Васько посмотрел на часы.

— Ты спешишь, Вася? — спросила Наталка.

— Да. Мы уедем с Лесей вечерним.

— Почему же так быстро? Погостите, я покажу вам наш город, музеи…

— Нет, нам надо в школу… Мы приехали не в гости, а… — Васько вдруг стал решительным. — Я хочу поговорить с тобой, Наташа… Без посторонних…

— Тут посторонних нет, — сухо заметила Ольга Аркадьевна.

— Извините, я не так выразился. Я хочу поговорить с Наташей с глазу на глаз.

— Не будем вам мешать. — Давид вышел из комнаты.

Наталка повела Васька к себе.

Василь видел, как Наталка, зайдя в комнату, схватила со стула белую мужскую сорочку, галстук и бросила за шкаф. На столике лежала пачка сигарет.