Николай Зарудный - На белом свете. Уран

Их машину обогнал Мостовой, Никита затормозил.

— Павел Артемович, я тороплюсь, а то у меня сегодня еще встреча с директором школы. — Мостовой попрощался с Гайвороном.

— Я заеду в райком, — пообещал Шаблей. — Как он себя чувствует? — спросил Павел Артемович, когда машина Мостового исчезла за поворотом.

— Плохо, Павел Артемович. — Гайворон отвел взгляд. — Живет на валидоле и еще дьявол знает на чем — на характере, наверное. В прошлом году еще держался, а сейчас… И Валинов помог…

— Мы его отозвали из «Факела», — сказал Шаблей.

— Хорошо, что проверять его заявление приехал умный человек, — заметил Гайворон. — А если б попался другой — раздул бы дело…

— Платон, нельзя преувеличивать влияние разных валиновых на… — Шаблей подбирал слова, — на ход событий.

— Конечно, Павел Артемович, на ход событий нет, — согласился Гайворон. — А на жизнь отдельных людей?

— Это чей дом? — спросил Шаблей.

— Михея Кожухаря.

— Остановитесь, пожалуйста, — попросил Шаблей шофера. — Зайдемте, проведаем.

В приемной сидел Валинов. Увидев Мостового, он встал.

— Можно к вам, Александр Иванович?

— Заходите. — Мостовой пропустил его в кабинет. — Слушаю вас.

Валинов помолчал, надеясь, что заговорит сам Мостовой. Но тот сидел усталый, сухо и холодно блестели его глаза.

— Я приехал, Александр Иванович, чтобы извиниться перед вами. — Жалкая улыбка сопровождала эти слова.

— Это уж ваше дело, товарищ Валинов. Я не требую от вас никаких извинений, — сказал Мостовой.

— Да, но… мое заявление будет рассматривать бюро обкома и… понимаете, у некоторых товарищей в ЦК и в обкоме складывается мнение, будто я оклеветал вас, чтобы выгородить себя за срыв собрания. Вы опытный руководитель…

— Давайте без комплиментов, товарищ Валинов, — перебил Мостовой. — Говорите откровенно, что вы от меня хотите?

— Я просил бы вас, Александр Иванович, чтобы вы черкнули несколько строчек, что… в нашем с вами разговоре была излишняя горячность, и мы… не поняли друг друга…

— Иван Иванович. — Мостовой внимательно взглянул на Валинова. — Мы хорошо поняли друг друга. Я читал вашу докладную, и мне было страшно. Нет, не оттого, что вы приписали мне… организацию саботажа решений правительства — все это примитивная ложь. Мне стало страшно оттого, что вы идете на все, чтобы подняться еще на одну ступеньку…

— Александр Иванович, — уже умолял Валинов, — я не писал о саботаже… я только изложил вашу философскую концепцию… взгляды на… крестьянство и… На меня самого написали анонимку, что я… требовал от Бунчука и Кутня компрометирующих материалов на вас и Гайворона. А это вранье! Я выгнал Кутня, когда он начал читать мне записи о вас… Клянусь вам. Бунчук был тогда… Вот вызовите его и спросите.

— Я анонимками не интересуюсь, товарищ Валинов. — Мостовой распахнул окно: ему тяжело было дышать.

Подъехала «Волга». Из машины вышел Шаблей.

Еще с порога начал:

— Понимаешь, Александр Иванович, поссорился Сноп с… — Шаблей увидел Валинова, умолк, а потом спросил: — А вы что здесь делаете, товарищ Валинов?

— Я… я был на Косопольском заводе, — поднялся Валинов, — а потом…

— Садитесь. Выясняете отношения с Мостовым?

— Разговариваем, Павел Артемович, — выдавил усмешку Валинов. — Вместе начинали «Факел»… а уже первые дома появились на Выдубе…

— Разговариваете? Гм, — Шаблей придвинул к столу стул. — Я на месте Мостового, товарищ Валинов, не стал бы с вами разговаривать… Говорю это не официально, потому что, как секретарь обкома, я еще должен буду говорить с вами, копаться в той грязи, которая выплеснулась из вашей души…

— Павел Артемович, вы меня знаете не один год, я всегда… Я признаю, что ошибся, но я не хотел… На меня самого написали анонимку, — уже жаловался Валинов. — Я прошу защиты, прошу вас разобраться…

— От кого вас надо защищать, Валинов? — Шаблей вплотную наклонился к нему. — От Мостового? От Снопа? На вас написали анонимку такие же людишки, как и вы. Правда, вы свое заявление подписали, потому что у вас не было другого выхода. Мне стыдно за вас и… и таких, как вы… Я старею, когда читаю анонимки или клевету на людей… И не хочу их читать…

— Павел Артемович, я прошу вас, — Валинов никак не мог застегнуть плащ, — прошу вас…

— Меня просить не о чем. Мы поговорим на бюро.

Валинов понял, что разговор окончен.

На улице увидел возле сквера Бунчука и Кутня. Они притворились, что не заметили его, юркнули в магазин. Валинов дождался, пока они вышли.

— Я знаю, что анонимка — ваших рук дело, — прошипел Валинов. — Вы… вы будете отвечать.

— А вы что, не выспались, Иван Иванович? — нахально усмехнулся Бунчук. — Это шантаж! Сами заварили кашу, сами и расхлебывайте. Нас не впутывайте. Мы живем себе тихо с Василием Васильевичем. План перевыполняем, масло отгружаем, хе-хе…

— Мы себе тихо живем, — повторил Кутень. — Нам высоких чинов не надо, а если вас тово… из «Факела» попросили, то мы не виноваты.

— Кутень, — вскипел Валинов, — вы аморальный тип, и я еще доберусь до вас!

— Слышите, Петр Иосипович? Еще и пугают Иван Иванович. — Кутень взял под руку Бунчука и повернулся лицом к Валинову. — Руки коротки, Иван Иванович. Жизнь — она такова: вы начальник — я дурак; я — начальник, вы… Одним словом, будьте здоровы. Начальство приходит и уходит, а мы остаемся.

Валинов не мог найти слов. Еще неделю назад Кутень дрожал от одного взгляда Валинова, а теперь: «Руки коротки, Иван Иванович»… И долго еще будет жить этот Кутень, заполняя свой блокнот. В паре с Бунчуком тайком будут ходить по белу свету, паскудить потихоньку, мстя всем, кто достиг большего.

А он, Валинов, разве лучше? Такой же, как Кутень, как Бунчук. Мелкий карьерист, негодяй, — вынес он сам себе приговор.

Но об этом до конца своей жизни не скажет Валинов никому.

Не сможет.

Васько придумал целую историю о поездке с Лесей в Киев, но рассказывать ее не пришлось, потому что вместе с деньгами положил в стол билеты. Платон, собираясь утром на работу, случайно их увидел, хотел разбудить брата и расспросить о Наталке, но решил не тревожить.

И в школе на переменке Васько доказывал Лесе, что Платону необходимо знать об их встрече с Нарбутовыми, но переубедить Лесю не смог.

— Может, она еще приедет, Вася, — надеялась Олеся.

— Нет, Платон должен знать правду, — настаивал Васько.

Этот спор продолжался и вечером, когда они вместе готовили уроки.

— Моя мама сказала, что никогда не надо спешить к человеку с плохими вестями, — сослалась на непререкаемый авторитет Леся. — Платон и так переживает.

— Я не хочу, чтобы моего брата обманывали!

Они притихли, увидев Платона. Он весело поздоровался: