Николай Зарудный - На белом свете. Уран

В квартире никого не было.

Платон направился к клинике и до утра просидел в скверике.

…Четвертое письмо передали Наташе от Платона. Все они лежали у нее под подушкой, и Наташа часто перечитывала их. Сегодня утром сестра опять принесла ей синенький конверт. Знакомый почерк… Платон. Волна радости захлестнула ее…

Разве это не мука? Любить и молчать. Нет, она имеет право любить. Пусть день, месяц, но любить. Это неправда, что она умрет! Она будет жить.

Надо написать ему сегодня же, сейчас! Пусть пропустят Платона к ней, она хочет видеть его… А может быть, он стоит возле окна, как тогда под балконом… Надо дотянуться к окну, еще немножко, ближе…

— Профессор! — испуганно зовет сестра. — Наташе опять плохо!

Платон ежедневно приходил на почтамт, но слышал один и тот же ответ:

— Вам ничего.

За последний месяц Платон только один раз побывал в академии. С утра до вечера в разъездах. Да и работа нудная: завезешь куда-то на Отрадный или на Соломянку Митрофана с Шуркой, они там ремонтируют старые диваны или перетягивают матрацы, а ты бездельничай. Чтобы как-то коротать время, Платон стал помогать им и вскоре стал непревзойденным мастером по врезке новых замков.

У Платона завелись деньги. Он послал Гале, купил себе модное пальто и начал курить сигареты «Новинка».

В последнее время Платон стал замечать, что с Васьком что-то творится неладное. Он стал молчаливым, не по летам серьезным. Хотя и появились у него друзья, но Васько редко выходил во двор. Сделает уроки, сядет возле плитки и вырезает из фанеры петушков.

Вечерами, когда Платон возвращался с работы не очень поздно, Васько непременно начинал разговор о селе. Вспоминал своих друзей, соседей, их привычки. А однажды сказал:

— Отвези меня, Платон, домой.

— Разве тебе плохо со мной?

— Мне хорошо, а Гале как… Одна она в хате… Нам не надо было оставлять ее. Ты не ходишь в свою академию, и она не учится.

Растревоженный воспоминаниями, Васько наконец засыпал, а Платон не находил покоя. Где-то подспудно он понимал, что после смерти матери в первую очередь подумал не о сестре и брате, а о себе. Увлекся Наталкой и весь отдался своим чувствам. А она не отвечает ни на одно его письмо. Дважды Платон заходил к Нарбутовым. Ольга Аркадьевна разговаривала с ним сдержанно.

Что ж, в жизни всякое бывает. В конце концов на Наталке свет клином не сошелся. Не будет он больше писать ей. Любовь, любовь!.. А может, вообще никакой любви нет? Есть просто эгоистическое желание покорить своей воле эту больную и гордую девушку. Надо кончать с этим.

Накануне Октябрьских праздников Наташу выписали из клиники. С ее возвращением в квартире Нарбутовых все ожило. В столовой и в Наташиной комнате появилось много цветов. На стене в передней висел огромный лист бумаги с семейными афоризмами:

«Не трать денег, которых у тебя нет!»

«Ешь картошку, пока молодая!»

«Идешь на службу — проверь, есть ли в ранце маршальский жезл».

«Хоть ты и полковник, но утром вставай на правую ногу».

«Не думай, что звезды на погонах ты достал с неба».

«Придя с работы, оставляй свои чины в коридоре».

Все, как и раньше, только Наташа стала другой. Мать заметила это.

— Платон дважды приходил, — сказала она между прочим и вздохнула, увидев, как вспыхнули у дочери щеки. Рассказала Наташе, что у Платона умерла мать, что он перевелся на заочное отделение академии и забрал к себе братишку…

Наталке стало стыдно, что она не написала ни одного письма Платону, не поддержала его в трудный час. Ольга Аркадьевна не могла сказать ей, где он теперь живет, и Наташа обратилась к отцу:

— Будь другом, батя…

— Буду. — Михаил Константинович нежно привлек к себе дочку.

— Разыщи Платона.

— Есть!

Но это еще ничего не значит, если полковник сказал «есть»: не так просто разыскать в городе человека, который не имеет своей квартиры. Справочное бюро написало, что Платон Андреевич Гайворон проживает в общежитии сельскохозяйственной академии, милиция подтвердила это, а студенты сказали Нарбутову, что Платон еще в сентябре выехал из общежития… Если бы на глаза полковнику попался Ерофей Пименович, то он сразу же отвез бы его к Платону, но в то время, когда Нарбутов ходил по коридорам общежития, комендант Кашкин сидел с тетей Дусей и попивал чаек.

Ерофею Пименовичу, пока он дожидался Платона, пришлось выпить стаканов шесть чаю и выслушать многострадальную биографию Дуси до момента, когда:

— Увидела я его: будто ничего себе мужчина, за словом в карман не полезет. Правда, перекошенный трохи на войне, но все формы есть… И пошла я за него. А он припадочным оказался. Как выпьет, так и трясет…

Кто-то постучал в дверь. Тетя Дуся, недовольная, что прервали ее на таком драматическом месте, пошла открывать. В комнату вошла высокая чернобровая девушка с раскосыми глазами, в скромненьком синем пальто и с кошелкой в руках.

— Добрый день вам. Тут живет Платон Гайворон?

— У нас, у нас, заходи, — пригласила Дуся.

— Я так и знала. Петушка на ваших дверях увидела…

— Это Васько их рисует, уже на каждом балконе дети их поприбивали. Раздевайся да рассказывай, кто ты есть.

— Я Стеша из Сосенки. — Она достала из кошелки узелок. — Это Галя, сестра их, передала. Тут вот сало, а это сыр, а это яйца, лук, чеснок…

— А ты что ж, на базар приехала? — полюбопытствовала тетя Дуся.

— Нет, чего б это я на этих ваших базарах толкалась! — Стеша сняла пальто, и тетя Дуся тут же подморгнула Кашкину: смотри, мол, какая красавица.

А Стеша не торопясь стала рассказывать:

— Меня на совещание вызвали. Всех молодых доярок комсомол собрал… Я уже два дня здесь. Не приходила потому, что не было времени. Как соберемся утром, то говорим до самого обеда, а после обеда опять говорим… А по вечерам нам концерты давали и кино показывали. Сегодня все закончилось, а я еще на день осталась: одно дело имею… Платон скоро придет?

— Не знаю, как там у него с работой…

— Тогда передайте, чтоб ждал, а я пойду… Скажите, Стешка Чугай приехала, — и надела пальто.

Во дворе Стеша долго рассматривала почти на всех балконах размалеванных Васьком петушков.

…Так вот он, этот таинственный мир… Длиннющий забор, серая будка и большие железные ворота.

Возле дверей сидел высокий злющий мужчина в синем френче.

— Тебе куда? — остановил он Стешу.

— Сюда…

— Массовки не будут набирать.

— Как хотят, — пожала плечами Стеша, — мне надо к какому-нибудь начальнику.

— Что, сценарий написала?

— Ничего я не написала. Вы пропустите меня к начальнику.

Синий френч куда-то звонил, и наконец Стеше выписали пропуск.

Она зашла в вертящуюся дверь, которая пропускала только по одному человеку, и оказалась у раздевалки. Стеша отдала пальто и пошла на второй этаж, а там коридором, коридором… Людей было много; одни о чем-то громко разговаривали, другие ругались, чуть не хватая друг друга за грудки. Звонили телефоны, сновали накрашенные девчата в штанах, с сигаретами в зубах. Потом Стеша увидела солдат с автоматами, мужиков в широких полотняных сорочках.