Яков Ильичёв - Турецкий караван

— Чтобы вырезать! — просто ответил Кемик. — Ну и добыча, конечно. Пятьдесят дней осаждал, а двадцать девятого мая тысяча четыреста пятьдесят третьего года начал штурм. Всю ночь турки молились, жгли костры, били в барабаны, сильно возбудились. Дервиши обходили военный лагерь. Только и крика, что «нет бога, кроме бога, и Мохаммед посланник его!». Исламский лозунг… Фатих обещал войску: первым, кто взберется на стены, — поместья, дезертирам — казнь. В эту же ночь аллах устроил страшную грозу, ливень, такой гром, что вот-вот рухнут стены. Не рухнули, и вот во вторник турки начали штурм. Затрубили рога, зазвенели литавры, застучали наккары — маленькие барабаны, даулы — большие барабаны. Такой шум, что жить не захочешь. По приставным лестницам турки лезут на стены и получают сверху кипящее масло, камни, «греческий огонь». Над городом дым, звонят все колокола, ужас, жуть. Многие еще ночью бросили город, перешли к туркам — в неволю. Бой — вдоль всех стен. Аскер лез со щитом и палой — саблей с широким кривым лезвием. По воде Золотого Рога бежал «греческий огонь». Очень много жертв с той и с другой стороны. Тучи стрел. Рвы турки забросали землей, камнями, телами своих убитых. Словом, ворвались янычары в город и начали резать. Два дня резали, грабили. Все церкви, дома, ни один не пропустили…

Кулага слушал Кемика настороженно, проговорил:

— Между прочим, известно, что крестоносцы в отношении грабежа значительно опередили турок, Кемик!

— Да, крестоносцы, но когда янычары ворвались в императорский дворец, они императора тут же убили. Жители бросились спасаться в храм святой Софии. Как дети верили, что с неба сойдет ангел и даст одному старцу саблю, от которой турки побегут. Десять тысяч жителей закрылись в храме Софии. Турки, конечно, и сюда проломились. Толпа сдалась, просила пощады, но всех зарезали. На полу храма выросла гора трупов. И вот сам Фатих верхом на коне въехал в храм, и конь стал взбираться по этой горе. Крутая, — султан, чтобы не упасть, уперся окровавленной ладонью в одну из колонн. Отпечаток ладони виден и сегодня…

— Кемик, это легенда, — сказал Кулага. — Придумана провокаторами национальной резни. Не повторяйте ее.

— Да, я знаю. В некоторых книгах говорится, что слой трупов мог быть не выше, чем поларшина, а султан был на лошади в два аршина вышины и не мог ладонью коснуться колонны на высоте десяти аршин от пола, где отпечаток. Но факт, что он ехал по трупам, доказан. А в пятницу, на третий день после взятия Константинополя, храм святой Софии турки уже превратили в мечеть, и султан с саблей в руке — с саблей! — взошел на мимбер — амвон и прочел молитву. Ничего себе, молитва с саблей! А тело императора Константина узнали по пурпуровым туфлям с вышитыми на них орлами. И между прочим, эмблема турецкого государства — полумесяц — принадлежит не туркам, а византийцам. Фатих лишь прибавил к этому знаку звезду.

— Вы всё хотите сказать, что султан Фатих — представитель турецкого народа, а жесточе его никого нет, — сухо проговорил Кулага. — Неужели вы думаете, что, например, римский император Константин Великий был гуманнее Фатиха? Ведь вы, наверно, знаете, что Константин, поверив наветам своей второй жены Фавсты, казнил своего сына от первой жены и двенадцатилетнего Ликиния, сына своей сестры. А когда раскрылась клевета Фавсты, он велел утопить жену в ванне из кипятка. Грабил города и губил жителей, не задумываясь. Чем этот Великий отличается от турецкого завоевателя?

— Я не знаю. Но Фатих был такой деспот, что когда ехал однажды, а навстречу — янычары, и стали просить у него подарка по случаю его восшествия на престол, Фатих в ответ стал давить их конем, потом подозвал начальников этого отряда и палачам приказал дать каждому начальнику по сто палок по пяткам. Без палачей никуда не ездил.

— Черт возьми! — озлился Кулага. — Вы настаиваете: народ и султан как бы на равных?

— Все там связаны Кораном, единодушны, — ответил Кемик.

— Глупости, — совсем нахмурился Кулага. — Чушь! Народ бессмертен, но разве вечен человек — султан и вообще султанат?

— Скорее земля начнет вертеться в другую сторону, чем Турция откажется от султана! — уверенно заявил Кемик. — В иное не верю.

— Но ведь фактически уже сейчас без султана живет? Правит Мустафа Кемаль, а не султан!

— А он возьмет да объявит себя султаном, когда победит. И будет султан Кемаль!

— Бред! У нас договор не с султаном, а с новой Турцией Кемаля.

— Я еще не убежден, и вы тоже не убеждены, что Кемаль не нарушит этот договор. Может быть, уже нарушил. Честно говоря, мне жалко мою Армению. Нарушит…

— Демагогия!

— Какая там демагогия. Просто душа болит. Моих братьев армян жалко. Армению жалко.

Уже за Доном, войдя однажды в купе, Ваня увидел Кулагу и Кемика будто каменных, у Кемика только все сжимались в кулаки и разжимались пальцы.

Сидят, не смотрят один на другого. Ладно, он, Ваня, с тем Хоромским не дружит. А эти ведь друг другу все-таки свои? Кулага отвернулся, роется в своем мешке. Войдя, Ваня намеренно весело сказал:

— Имею несколько вопросов…

— Ваня, ноги твои целую — отстань! Командующий поручил мне экономику изучить, а ты мне мозги забиваешь.

— Скажи только, Мустафа Кемаль женатый, дети есть? Сколько имеет жен?

— Приедем, спроси у него. Или вот у Кемика — он академию окончил. Правда, знает только то, что ему хочется знать.

— Ладно… — вздохнул Ваня. — Чудаки вы. Ну, скажи, Кемик, доложи, что в настоящий момент происходит в той самой Анатолии?

Кемик вскинулся, глаза сверкнули:

— Как всегда, гяуров ловят! Не знаешь?

— Как всегда, вы городите чепуху! — холодно заметил Кулага. Холодно и зло. — Я предупреждаю: вредную агитацию ведете!

— Где дверь мечети, не знает, а хвастается, что правоверный! — отчаянно парировал Кемик и сжался будто в ожидании ответного выпада.

Стало тихо. Кулага однако молча поднялся на полку и ни с того ни с сего запел:

И тут же оборвал:

— Вы, Кемик, не понимаете истинных причин несчастья одного народа — не понимаете! — и слепо оговариваете другой народ. Отвратительно!

Ваня решительно встрял:

— Стоп! Тормози, Игнатьич, не то сказал. Легко ли ему родных забыть?

Кемик пристально вглядывался то в Ваню, то в Кулагу. Ожидал: Кулага произнесет ли какую-нибудь глупость? Ваня с его чутким сердцем опровергнет ли нелепые домыслы Кулаги? Кулага явной глупости не сказал. Кемик печально обратился к Ване:

— Объясни, зачем Карабекир-паша держит такую большую армию на границе с моей Арменией? Как мне поверить паше? Как?

— А зачем станем особенно верить, если он такой? Чай Красная Армия и там сторожит. Ты пока не страдай. Спросим командующего. Я не знаю.