Яков Ильичёв - Турецкий караван

— Наивно…

— Я — русский офицер! — рассердился капитан. — Мне проторял сюда путь еще князь Игорь. Европа всегда бросала турок против нас, но мы их били. А большевики разложили армию, потекла из Трапезунда, как жижа, все отдала союзникам, — англичанам да французам.

Журналист вздохнул:

— В Одессе и Севастополе мне осточертели английские и прочие мундиры. Приезжаю сюда — и здесь они! В каждой витрине иностранный флажок. В садах, за столиками ресторанов — всюду эти мундиры. Спасите меня от английского полковника с хлыстом! Помилуйте, в турецкой столице — английские полицейские! Береты морской английской пехоты!

— Что ж, если феска превратилась в ночной горшок!

— Цинично… А нам, кстати, еще расплачиваться с хлыстом за приют.

Капитан вздрогнул. Командир армейского корпуса объявил ему о возможности поступить на службу к союзникам — на должность инструктора в одном из отрядов анатолийских сепаратистов, выступивших против Кемаля. Пришлось согласиться, капитан поступил в распоряжение английского штаба и теперь должен ехать в Анатолию.

Журналист кряхтел:

— Этот хлыст долго погонял нас. Ныне старается загнать в оглобли и Мустафу Кемаля, тоже направить против большевиков.

— Этот Мустафа — бандит и будет повешен…

— А зайдите в мечеть, зайдите в кофейную, посмотрите здесь народный театр, детей, взрослых. Столяры, жестянщики, кузнецы, няни, торговцы бубликами, они любят этого Кемаля. Однажды утром я увидел в небе его огромный портрет: кто-то ночью натянул полотнище между минаретами мечети Сулеймание.

— Но он хватает английских офицеров и всяких султанят в Анатолии, шлет султану издевательские письма. В конце концов повесят!

— Гм… Как-никак заставил уважать себя. Франция соглашение подписала. С Советами у него давно хорошие отношения. Советские делегации сдут в Анатолию одна за другой.

— Но Фрунже я не пропущу! Я не пьян…

— Оставьте, голубчик, кончится плохо, — сказал журналист. — В память поручика оставьте. Единственное спасение — мириться, мириться…

Год назад, когда пароход с беженцами втянулся в Босфор и стал на виду свинцово-голубых куполов мечетей, капитану, отрезвевшему за ночь, было жутко. На берег снесли умерших ночью больных, женщину, рожавшую на палубе. Из-за тучи вышло солнце. Шары куполов будто поплыли над семью зелеными холмами Константинополя.

«Мечта» прошла в Мраморное море. Офицеров и солдат ссадили на камни пустынных лагерей Галиполи. Надо было жить, и капитан вернулся в Константинополь, чтобы явиться к союзникам в штаб.

Издали с глади Босфора поражало великолепие пышных дубов и платанов вокруг посольских вилл на отлогих склонах. На берегу же просто ярмарка, Галата забита пароходными агентствами. Дома в два оконца шириной. Улицы как в старой части Симферополя. Менялы в ларьках, разносчики с корзинами на коромыслах. Все хотят заработать, взять, получить. Рев нагруженных ослов, хотя и говорят турки, что осел под ношей не ревет. Рожок кондуктора конки. Визг мечущихся собак. Со дворов на мостовую вытекают помои. Пляшет настил деревянного моста через Золотой Рог, экипаж качает, как лодку. Ступил на мост — заплати; только и слышен стук: монеты падают в кружку сборщика — последний доход обнищавшего султана. В каменные переулки прут армяне, турки, греки. Водопроводные колонки облеплены полуголыми нищими.

Красива только мечеть Айя-София. Своды — в поднебесье, таинственная полутьма ложи султанов, беседки придворных, бесконечные ряды свисающих лампад — все грустное, печальное, древнее.

Капитан исследовал Чирчи-базар с тканями, туфлями, коврами, книгами, серебром. Тут же варится, жарится еда, хозяева полеживают, мальчишки зазывают… Много женщин. С покрывалами, но ведут себя свободно. Ничего особенно восточного. Тут же и русские офицеры торгуют!

Получив деньги вперед — турецкие лиры, он ступил в веселящийся район — забыться, отдохнуть. Вот кафе с шансонетками «Конкордия», вот французская оперетка.

Город на Босфоре заманивал и опутывал. Комиссионеры-турки поставляли завоевателям продовольствие и фураж, дома у себя принимали английских офицеров как своих. В одном и том же лицее учились в свое время и наследный принц, ныне султан, и тот самый Мустафа Кемаль.

…Из ресторана вышли с губастым вместе и разошлись. Капитан хотел посмотреть дворец Долма-Бахче. Стоя перед дворцом на берегу Босфора, капитан усмехался: под окнами султана — английские броненосцы. А турецкий корабль «Явуз» — бывший немецкий «Гебен» — принадлежит ныне союзникам, стало быть и ему, русскому капитану, раз он с Харингтоном заодно, пошел на службу к нему.

Потянуло в церковь, что в саду бывшего русского посольства в Пера. Двинулся вверх по горбатой улице, нырнул в туннель. Позади осталось столпотворение барж, старых посудин и раскрашенных лодок, за сто пара перевозивших через залив.

На дверях церкви висел амбарный грубый замок. Капитан вслух крепко выругался. В общем — запустение… А журналист, между прочим, прав: Харингтону позарез надо приручить Кемаля, того самого. Сволочь Европа хочет русское Закавказье туркам отдать. Харингтону, конечно, нежелательно, чтобы Фрунже сейчас оказался в Ангоре… Можно устроить несчастный случай в горах. Либо нападение сепаратистского отряда…

Сегодня утром обрушилось на капитана ощущение скоротечности бытия. Душила необъятная ненависть неизвестно к кому. Было страшно.

Утром он был в отеле «Крокер», построенном на тяжелый немецкий лад. Здесь помещался штаб оккупационных войск, разместились военно-полевой суд, трибунал и специальный отдел штаба. Сюда и вошел капитан.

Несколько человек, английские офицеры, сидели в креслах, курили кто красивую с золотым французским знаком сигарету, кто коричневую сигару. За столом отдельно сидел англичанин с крепкими челюстями, суровый, желваки катались, как крокетные шары, крутые седые брови насели на неподвижные глаза. Спросил по-русски: «Вы были знакомы с биографий женерала Фрунже?»

По всему судя, это был высокомерный человек, человек-превосходство. Он курил трубку, и когда пепел вздулся горкой, просыпался на карту и, убирая пепел, господин нечаянно уронил трубку на пол, то не нашел ничего лучшего, как поддать трубку носком — она скользнула в дальний угол — и вызвать слугу, чтобы поднял и подал.

Мундштуком трубки он ткнул в развернутую карту, черкнул по Понтийскому побережью и сказал, что группа генерала Фрунже проследует, по-видимому, вот здесь. Надо понаблюдать за ней, изучить ее состав, узнать дальнейший путь следования и какова охрана. И все доложить. И сказал еще то, о чем капитан и сам догадывался: необходимо замедлить продвижение советской делегации.