Яков Ильичёв - Сиваш

Молодой начштаба, наголо стриженный, докладывая, отмечал на карте расположение частей, а командарм, знавший на память, где какой стоит полк, какие в частях потери, где больше всего погибло командиров, сколько осталось боеприпасов, сколько на складе пар ботинок, — мрачноватый командарм, склонив голову набок, напряженно слушал, готовый подсказать, если начштаба ошибется.

Штаб Четвертой армии был занят размещением и снабжением войск в этой пустынной, без жилья, без фуража, оглушенной ветром степи. Корки хлеба и обычной питьевой воды не найдешь! Готовились, конечно, к возможному штурму на участке Чонгарских мостов. А пушек и средств для переправы никаких! На ходу надо было еще переформировать части — непременно! От иных дивизий остались одни тылы, неприкаянные, потерянные. Другие же дивизии, наспех, с разных концов страны переброшенные на фронт, были без хозяйства и обслуживающих подразделений.

— Слить, слить, не страшно, — сказал Фрунзе.

Он отдавал себе полный отчет в том, что, с военной точки зрения, в разгаре операций сливать части нехорошо: нет времени людям освоиться. Но сейчас, накануне штурма, когда в пустынном Присивашье собралось множество частей, штабов, такая мера была неизбежной.

Слушая доклад, Фрунзе видел фронт, армии на западе и на востоке — по всему северному берегу Сиваша на десятки верст, — чувствовал огромные усилия войск. Нет технических средств, бойцы без горячей пищи, под открытым морозным небом. Обозы еще плутают в степи у Днепра, тянутся по разрушенным дорогам и взорванным мостам — не поспели за армиями, рванувшимися вперед. Однако ни одной жалобы.

Фрунзе поднял на присутствующих голубые глаза:

— Не знаю, придет или не придет флотилия, но, собственно, штурм начался — мысль наша на том берегу. Думаю, что ввиду опоздания, а может быть, и неявки нашей флотилии надо обратить больше внимания на правый фланг, на Перекоп, что, конечно, ни в коем случае не снимает важности вашего удара здесь…

Велел еще раз запросить по телеграфу — что с Азовской флотилией? Глубокой ночью Мелитополь передал телеграмму командующего морскими силами фронта. Убийственная это была телеграмма.

«Сообщаю, что, несмотря на крайние усилия, Азфлотилия третий день не может выйти из Таганрога из-за льда. («Такой толстый лед?») Мороз двенадцать градусов. Лед сплошной. К означенной операции флотилия физически не в состоянии прибыть».

Прочитав телеграмму, Фрунзе с силой стукнул кулаком по коленке.

— Подвели комфлоты, подвели!

— Поставить бы орудия береговые — сами отбились бы от кораблей, по косе, по той, Арабатской, прошли бы… — предложил сидевший в самом углу, молчавший до этого командир Девятой дивизии, части которой Фрунзе видел днем в прибрежном селе.

— Где же они, наши береговые? Мало их у нас, — задумчиво ответил Фрунзе. — Будто руку оторвали мне с этой флотилией!

Адъютант, глядя на Фрунзе, вспомнил, как в прошлом году на Туркестанском фронте верховая лошадь Михаила Васильевича с маху врезалась в болото и сразу увязла по брюхо. Всадник не успел выдернуть ноги из стремени, защемило. На берегу засуетились, два ординарца помчались за веревками и досками. Лошадь билась, рвалась и все глубже уходила в трясину. Вместе с ней погружался и всадник, не вытащить ноги, не встать на круп, утягивало на дно. Однако посмеивался: «Говорил — не седлать Лидку, вот результат!»

И сейчас Фрунзе пошутил:

— Дед-мороз подвел ужасно! — И сразу же серьезно: — Переправу по стрелке придется отложить.

«А штурм откладывать не будем, — думал он. — Верно, броды, броды Сиваша нас переведут в Крым. Владимир Ильич как в воду смотрел!»

Фрунзе вспомнил телеграмму Ленина, полученную двадцать дней назад. «Готовьтесь обстоятельнее, проверьте — изучены ли все переходы вброд для взятия Крыма». Ильич будто заранее знал, что случится мороз, что флотилия не придет и надо будет искать броды, искать решения на правом фланге. Тогда же, получив телеграмму, Фрунзе велел собрать подробнейшие сведения о сивашских бродах. А сорок восемь часов назад из Харькова приказал командирам Шестой армии на Перекопе самим пройтись по бродам, по дну Сиваша… Переход войск по дну Сиваша — такого случая не было в истории, хотя сражений за Крым насчитывалось немало.

Через штаб Седьмой кавдивизии Фрунзе связался с западным крылом фронта — с Перекопом. Перекоп сообщил: вторые сутки дует западный ветер, уровень воды понизился. По сивашскому дну ходит разведка. Жители Строгановки и Владимировки уверяют, что возможно полное обнажение дна.

В три часа пятнадцать минут ночи адъютант подал Фрунзе несколько тонких листков с отпечатанным на машинке текстом. Это был приказ о штурме Перекопа. Пока Фрунзе читал листки, адъютант стоял неподвижно, словно в карауле. Все в штабе притихли, кое-кто, измученный, спал сидя. Фрунзе подписал, и спокойной рукой вернул листки адъютанту.

В застылом вагоне с замерзшими окнами Фрунзе попытался вздремнуть. Недолго полежал на лавке. Заря еще не заиграла — поднялся. Поднялись и члены Военного Совета. Полевой штаб фронта был наготове, автомобили еще теплые. Фрунзе выехал на запад, к Шестой армии, в район сивашских бродов и Перекопа. Мороз не спадал. Автомобили легко катились по твердой прямой дороге.

Лишь сутки минули, как в Строгановку вошла красная дивизия, но мальчишки уже перезнакомились с червоноармейцами. Помогали поить лошадей, разбирать прессованное сено.

Горку днем с огнем не сыщешь. Запах ремней, походной кухни, ружейного масла, вид пушек, пулеметов теснил грудь, кружил голову до полной рассеянности. Дух захватывало — сколько красных бойцов! А какие встречаются силачи — высокие, здоровые, широкоплечие — коня подымут! Немало и плясунов. Плясуны пляшут «яблочко», бьют ладошами по подметкам. Стоишь, смотришь — у самого дергаются икры. Лихие кавалеристы с разгона вскакивают на коня, конь — на дыбы, а всадник его — нагайкой.

Возле школы представление, театр. А в одном полку ученый козел — Атаман. Выставишь ногу — Атаман уже знает: опустит голову, разбежится и саданет в подошву лбом. Саданет — отлетишь, как брошенный. Красноармейцы играют: кто выстоит.

Есть и черная сука с черненькими щенятами. Суку зовут Антанта, а щенят — Юденич, Колчак, Деникин… и, конечно, Врангель.

Солдаты, известно, любят детей. Непременно дадут кусок сахара, смотрят с улыбкой. Один, спокойный, с веселыми глазами, сам подозвал, позволил почистить коня, научил, как нужно делать, чтобы коню было не больно, а только щекотно. Потом усадил Горку с хлопчиками вокруг себя на сено и давай с ними говорить:

— Ось, слухайте, малыши, расскажу вам быль… Давно-давно я был порядочным парнем, с дедом хозяйствовал. А батьки еще на свете не было, не родился…