Яков Ильичёв - Сиваш

— И у вас нет связи? — с тревогой спросил Фрунзе.

Начштаба вытянулся, взглянул прямо.

— В Сиваше поднимается вода, саперы работают на бродах, но не могут предотвратить ее прибыль. С линии связи доносят, что ветер гонит волну, телефонный провод залит, связь все время обрывается. Связи нет.

Фрунзе пружинисто встал, прошелся.

— Проверьте поточней. Вода и прошлой ночью стояла кое-где. А если сейчас прибывает, то как быстро? Связь попрошу восстановить во что бы то ни стало.

Помощник начальника штаба Ананьев тотчас же застегнулся, надвинул шапку на уши и плечом толкнул дверь.

Беда была не только в том, что оборвана связь и невозможно быстро передать важнейший приказ сивашской группе. Если действительно заливает Сиваш, то общее положение надо признать угрожающим. Перемолвившись с членами Военного Совета — дело требует принятия решительных и быстрых мер, — Фрунзе прежде всего приказал грузить повозки, двинуть на ту сторону патроны, воду, сено и хлеб. Послать с обозом людей, не одних только возчиков: если повозки начнут тонуть, то помогут вытащить их. Взять с собой лишних лошадей: повозки не пройдут — навьючить; небольшими тюками увязать имущество, в случае нужды люди возьмут на плечи. Послать с обозом лучшего проводника, а то и двоих. Спросил, где сейчас строгановский житель, кажется Обидный, который хорошо знает Сиваш.

Минуту Фрунзе быстро писал карандашом в своем блокноте, на каждом листе которого сверху было напечатано «Командующий Туркестанским фронтом», короткий приказ сивашской группе. Потом поднял голову, будто прислушался к свистящим проводам за окном, к тихим голосам в помещении. Дежурный телефонист беспрестанно накручивал ручку у высоконькой узкой коробки. Фрунзе повернулся к нему:

— Молчит?

— Тот берег не отвечает, товарищ командующий!

Широко открылась дверь, ввалился помощник начштаба Ананьев, весь измазанный илом, весь белый, будто слепленный из сырой земли. Ананьев дико взглянул на огонь, поворочал глазами, потом приблизился к Фрунзе.

— Заливает. На середине… Строгановский брод весь закрыло. Связисты выручают провод… Ветер восточный. Валит с ног.

Ветер повернул еще вчера. Постепенно затопляло Сиваш. С востока на запад по илистому дну побежали махонькие ручейки, дно потемнело. Весь день саперы работали, старались задержать наступление воды. Но ветер усиливался. Вода обошла насыпь. Засветло вышедшие повозки с патронами взяли западнее. Но, как живая, вода выбежала наперерез, повозки завязли. Люди на себе с острова на остров перетаскивали цинковые ящики с патронами. Иные и сейчас кружились, блуждали с цинками по хлюпающему дну. Становилось все труднее и труднее поддерживать телефонную связь.

— До Владимирского брода еще не дошло. — Ананьев отдышался. — Но к утру зальет и там.

Худо дело, совсем худо. У каждого, кто был в хатке, кольнуло в сердце: две дивизии на той стороне окончательно отрезает, утром может начаться разгром, к жертвам на валу прибавятся новые жертвы, и все рухнет.

Фрунзе стремительно вышел за дверь, в темноту — самому узнать, какой ветер. Тут же вернулся, сел за стол, положил руки на карту.

— Видимо дело, как солнце на небе! Сам бог, если не ленив, распорядился бы атаковать и там и тут, не теряя ни минуты. Вал будет взят, причем в ближайшие часы. Разумеется, если не станем тянуть время, что было бы равнозначно преступлению.

Летучее совещание Военсовета длилось не более десяти минут. Все смотрели на карту. Вблизи Строгановки нанесены кружочки — это обозначения Седьмой кавдивизии и «армии» Махно. Сейчас и отправить эти силы на тот берег, пока еще можно идти по Сивашу… Придвинув к себе блокнот, Фрунзе карандашом написал несколько слов кавалерийскому начдиву. С треском вырвал листок, написал Каретникову, начальнику махновцев: немедленно выступить в Строгановку. Связные, держа плетки у ноги, взяли записки и вышли за дверь к своим коням. Фрунзе повернулся к телефонисту:

— Пожалуйста, Чаплинку, добейтесь поскорей.

Сидя на табурете, уперев локти в колени, Фрунзе диктовал:

— Сиваш заливает, обе дивизии на той стороне отрезаны — без боеприпасов, находятся под угрозой утренней контратаки врага… Подтверждаю приказ о ночном штурме. Именем революции приказываю… Либо увижу вас, героев, на Турецком валу, либо… В случае малейшей оттяжки исполнения приказа не посмею перед трибуналом просить для вас пощады…

Вытерев повлажневший лоб, Фрунзе повернулся к начальнику штаба:

— И еще: поднять Строгановку, Владимировку, Ивановку, Григорьевку. Всех людей с лопатами, соломой, камышом — на Сиваш. Постараться на некоторое время задержать воду. А где знатоки Сиваша?

Адъютант метнулся за дверь. С воли пахнуло холодным сивашским ветром. Потом застучали шаги. Бросив цигарку еще за дверью, неторопливо вошел в ватнике, в смятой меховой шапке, в солдатских ботинках Матвей Обидный. Фрунзе вгляделся.

— Ага! Это вы! Скажите-ка, где лучше насыпать дамбу, чтобы задержать затопление?

— Напротив Строгановки уже ничего не поделаешь, — сразу ответил Матвей. — Самое лучшее — как раз на середине между Строгановкой и Владимировкой. Накидывать невысоко, главное — пошире. Встанут четыре села — сделают за ночь. Сейчас если кавалерию переводить, то поведу ее правее.

В хатку ввалились ревкомовцы. Председатель Литвиненко подошел к столу:

— Положение понятное, товарищи командиры. Все, что можно, сделаем.

— Броды заливает, а вы там спите! — напустился начальник штаба.

Литвиненко перебил:

— Еще и не присели за сутки. Спросите, когда ели, — не помним. Везут раненых — куда класть? В трех хатах сделали лазареты. Девчат собрали помогать докторам… Еще и мертвых надо устроить, товарищ начальник. А земля — братскую могилу копать — у нас твердая, лишь динамитом возьмешь. А подводы, крупа, хлеб…

Фрунзе слушал, глядя прямо в лицо.

— Не обижайтесь, не время. Всех, всех на ноги. И не пешком — отвезите людей в повозках. Поскорее — дороги минуты!

— Сейчас же соберем народ. Все будет сделано.

Ревкомовцы ушли. Члены Военного Совета и работники штаба собрались вокруг Фрунзе. Условились, что один возьмет на себя наблюдение за немедленным выполнением приказа о ночном штурме, другой — за бродами на Сиваше, третий ускорит выступление Седьмой кавдивизии, четвертый — выступление группы Махно.

Фрунзе присел на табуретку, боком к столу, и рукой заслонился от стоявшей на столе лампы. Двое суток не спал. Как обычно, во время большого и длительного напряжения, начало колоть глаза. Он досадливо зажмуривался, стараясь унять боль.

— Дорогой товарищ начальник штаба, где же телефонная связь? Дайте услышать голос Раудмеца!