Яков Ильичёв - Сиваш

Фрунзе повернулся на табуретке.

— Передайте Раудмецу: делается все для того, чтобы помочь дивизиям на той стороне не только отбивать контратаки, но и самим атаковать, пусть готовятся.

В час ночи за стеною хатки послышались голоса и звонкие удары подков о мерзлую землю. Кто-то сильно постучал в дверь. Согнувшись под низкой притолокой, вошел туго перехваченный в поясе ремнем молодец в коротком овчинном полушубке, в серой барашковой папахе и с легонькой, бренчавшей на боку саблей. Дзинькнули шпоры.

— Имею честь доложить! Седьмая кавдивизия прибыла по вашему распоряжению. Кони кованы, ячменю — на два дня!

Словно светлый луч пробежал по круглому утомленному, почерневшему лицу Фрунзе. Стоя выслушал комдива, слегка прихрамывая, близко подошел к нему и крепко пожал руку.

— Здравствуйте! Стало быть, готовы, можете выступить?

— Ждем приказа.

— Не мешкая переправляйтесь, проводники покажут путь. К утру должен быть взят Армянск. Вот и весь приказ.

Фрунзе быстро оделся и первым вышел из тесной закопченной лампами хатки. Возле голой акации перебирал ногами оседланный конь. Фрунзе легко вскочил в скрипучее седло и вслед за начдивом поехал в темноту, к конникам, стоявшим в строю на дороге.

Позади, в Строгановке, вспыхнул пожар — либо залетел снаряд, либо подожгли кулаки. Багровый отсвет пал на блещущую грязь в Сиваше, на лица всадников вблизи. В больших глазах лошадей отразились оранжевые огни. Со стороны Перекопа на западе и от Литовского полуострова на юге донеслись частые, какие-то судорожные удары артиллерии. Здесь, у спуска к Сивашу, слышались гул голосов, звяк оружия. От людской и конской массы на дороге повеяло теплом. В тени невидимый оркестр заиграл «Интернационал». При свете пожарища конники с любопытством рассматривали командующего.

Пожар внезапно погас, но вспыхнули костры и появились факелы. Натягивая повод, Фрунзе на приседающей лошади медленно проехал вдоль строя. Поздоровался с бойцами. Ответили хриплым коротким раскатом: «Здра-аст!» Эхо прокатилось по-над берегом. Фрунзе повернул коня, выехал на середину…

Напутственное слово командующего пробивалось к конникам сквозь гудение ветра. Приходилось кричать. Командующий вытягивался в седле, напрягая горло…

— Это последняя битва. Победа в ней обеспечена, но требует великих усилий и требует жертв.

Голос Фрунзе несколько раз срывался. Но короткие, понятные слова, как из песни, ложились в душу.

— Донские червонные казаки!.. Желаю вам победы… Советская Республика… ждет от вас… только победы!

Вновь прозвучали звуки «Интернационала», подымая и увлекая души. Дивизия длинной цепью спустилась в Сиваш. Провожая конников, вместе с ними спустился в Сиваш и Фрунзе… В хату вернулся будто отдохнувший.

Проводы заняли только двадцать минут. Седьмая дивизия уже далеко ушла по дну Сиваша, а махновцев еще не было слышно.

Этим летом кулацкий атаман, степной волк Нестор Махно довольно пограбил и погулял в степях Украины. Свое войско он называл повстанческой армией, нападал на белых и на красных, сам ловко увертывался из-под удара. Но когда на юге Украины сосредоточились против Врангеля большие массы красных войск — вот-вот затопят и Гуляй-Поле, штаб Махно, уничтожат его отряды в селах, — Махно послал к Фрунзе парламентеров с покаянным, слезным письмом. Повинился, поклялся кровью искупить «преступления и ошибки», просил позволить ему выступить на Крым вместе с Красной Армией. Обещал служить верою и правдой.

Фрунзе не сразу решился принять повинную, советовался с товарищами. В борьбе была не лишней любая добавочная сила. Кроме того, «степные волки» будут под контролем, перестанут терзать села и городишки в тылу — и то ладно, не нужно с фронта отвлекать полки. К тому же можно попытаться открыть глаза обманутым батькой бойцам-селянам его «армии».

Фрунзе ответил на письмо Махно. Согласился принять «повстанческую». Но ясно дал понять, что даже тень обмана, вероломства со стороны Махно сулит ему и его помощникам смерть: еще раз Красная Армия его не помилует. Боясь показаться на глаза Фрунзе, Махно сразу прикинулся хворым и укрылся в Гуляй-Поле. «Повстанческую» повел его помощник Каретников.

Махновская группа, выступив против Врангеля, вместе с Красной Армией вышла к Сивашу. Богатая пулеметами вольная «армия» могла существенно помочь дивизиям на той стороне. Однако махновский командир не торопился выполнить приказ Фрунзе немедленно прибыть в Строгановку.

Только в третьем часу ночи начальник охраны штаба открыл дверь с известием:

— Махна пришла! На тачанках, барахлят.

Фрунзе велел позвать Каретникова. Через несколько минут за дверью послышалась брань, кто-то вымещал злость на бойцах охраны. Не постучавшись, резко вошел человек с красным, опаленным морозным ветром лицом. Нижняя губа закушена, движения размашисты, вызывающи. Подозрительно огляделся, возле двери заметил пулемет и криво усмехнулся.

— Прибыли. В чем дело?

Это и был сподвижник Махно Каретников, командарм, как он себя назвал. Вслед за ним ступили через порог начальник его штаба и двое, увешанные револьверами и шашками, — телохранители.

Фрунзе официально поздоровался и сказал:

— Медлите… Подойдите сюда, вот карта…

С трудом подавив неприязненное чувство к «командарму», Фрунзе подвел его к столу. Кратко и четко объяснил, что делать, показал на карте путь через Сиваш.

— Дорога каждая минута, сейчас же начинайте переправу.

Каретников и его начальник штаба переглянулись. Будто занятые изучением карты, оба молчали. Потом пошептались. Каретников проговорил:

— Мы выйдем, посовещаемся. Через десять минут дадим ответ.

Фрунзе громко сказал вдогонку:

— Ответ может быть только один… А лучше всего идти сразу!

Каретников обернулся и снова взглянул на пулемет в углу.

— Что ж это у вас только одна машинка! У меня — сотни… — и захлопнул дверь.

— Негодяй! — проговорил Фрунзе.

Начальник штаба Петр Ярчевский вынул револьвер.

— Товарищ командующий! Охрана у нас небольшая…

— Думаю, они ничего не сделают, не посмеют, хотя их в сто раз больше, — успокаивающе ответил Фрунзе. — Правда, если не пьяны. На всякий случай, товарищи, приготовьтесь. Но только без демонстраций.

Ярчевский быстро вышел за дверь, к бойцам охраны. Пулемет из угла выкатили наружу, на обрывчик.

Каретников и его приспешники скоро вернулись, шумно, еще более вызывающе, чем в первый раз, ворвались в хатку.

— Так вот, командующий, наше решение: ночью через Сиваш не пойдем, армию топить не желаем. Развидняет — увидим, что можно.

Эти волки, конечно, не верили в успех битвы: Перекопский вал не взять, дивизии на Литовском полуострове отрезаны, стало быть, дело проиграно. Опасались ловушки: Фрунзе посылает через Сиваш, чтобы подставить их под удар врангелевской конницы, избавиться от них… Фрунзе в упор смотрел на «командарма». Каретников фамильярно потрепал его по плечу.