Владимир Исаков - Дом на берегу

— Вот, это лекарства на зиму. Тут заготовлено на целых два года. Куда мне уезжать? Кому я оставлю все это?

Разговор со мной, кажется, немного успокоил взволнованного хозяина. Он ушел к себе, а я снова лег в постель, отвернулся к стене и быстро уснул.

— Ну, что вы решили? — уезжая и чувствуя необходимость как-то ободрить его, спросил я утром.

Мамерс долго молчал. Мне показалось, что он уже жалел о своей разговорчивости с чужим человеком и теперь не собирался давать вовсе никакого ответа. Мало ли как может повернуться жизнь. Он посмотрел на деревню, на озеро. В глазах его стояла неожиданная, молодая сила:

— В этом доме еще жить и жить. Крыша вот только худая, надо бы починить…

Осенью, снова оказавшись в тех местах, я решил заглянуть к Хейно Мамерсу. Пробившись сквозь камыш и подходя к знакомой деревне, я издалека заметил в ней перемену. Высокий суровый дом, который первым бросался в глаза на берегу, словно открыв лицо, всеми своими окнами светился на закатном солнце. Не было больше ни ворот, ни глухого тесового забора. Я подумал, что прежний хозяин все-таки уехал в Таллин.

К моему удивлению, Мамерс, глядя из-под руки на приближавшуюся лодку, светловолосый и высокий, стоял у своего дома. Мы вспомнили первую встречу, разговорились. Уже выйдя из дома и собираясь уезжать, я не утерпел, спросил его про забор.

— Да вон он, — хозяин указал в сторону, на поленницу. — Не на одну зиму хватит печку топить. Думаю: что ему стоять без всякого толку?

Я простился с эстонцем, прыгнул в свою лодку и через несколько минут был уже далеко. Позади, на берегу, долго виднелась одинокая фигура. Это Мамерс стоял у своего дома и смотрел мне вслед, в озеро.

Кленов сидел в своей мастерской сзади кинотеатра и, скучая, писал афишу. По замыслу на афише следовало изобразить юную решительную блондинку и хмурого пожилого шпиона. Шпион у него получился сразу, зато с блондинкой дело не ладилось. Кленов покрутился по комнате, закурил, набрал на кисть краски и, замазав глазастую девицу, сел в стороне.

«Работы на полчаса, а я мучаюсь», — подумал он.

Суббота подходила к концу. Кленов дописал название фильма, поставил афишу к стене сохнуть, вымыл кисти и пошел домой.

Жил Кленов на берегу озера, на квартире в частном доме. Дом небольшой, деревянный. Комната, которую он снимал, вовсе маленькая, зато с водой под самым окошком. В общем, ему нравилось.

Шел второй год, как Кленов приехал в этот город, а ему самому казалось, что он здесь уже давным-давно. Наконец, после многих городов, ему захотелось пристать тут к месту, обзавестись настоящим жильем и зажить спокойной, неторопливой жизнью. Этот город ему подходил: он мог сколько угодно сидеть тут один, в тишине, и возиться со своими картинами.

Он жил сам в себе, и у него было свое понятие о том, что важно: не друзья, не шумиха, не выставки, а всего немного покоя и свободного времени. Дело осложнилось, когда Кленов женился. Может, не надо было ему жениться, жить бы одному. Ну да что теперь… Лишь бы работалось. Лишь бы получалось то, что сидело у него в голове.

Но в последнее время дома начались ссоры. Кленов видел, что жена устала, измучилась, и не мог ничего сделать. Он не мог переменить себя. Иногда даже хотел, пробовал, ради жены с дочкой бросал свои планы, устраивался куда-нибудь на службу, но не выдерживал, уходил и снова брался за старое.

Теперь, по крайней мере временно, все налаживалось. Ничто не отрывало его от дела. Завтра с утра он мог на целый день запереться в своей мастерской и работать.

Кленов добрался до озера, свернул с дороги на узенькую тропинку, прошел между почерневшими от дождя старыми сараями. В сенях заглянул в почтовый ящик, вместе с газетами вынул упавшую открытку, поднял и повертел ее в руках. Кто-то поздравлял его с днем рождения. Кленов улыбнулся. Вспомнил: и верно, ведь день рождения. Завтра стукнет уже тридцать лет. Да теперь не до праздников. Некстати.

Он дернул дверь и замер на пороге.

В комнате горела старинная лампа, было тепло и тесно от картин. На столе на белой скатерти стояла бутылка вина, а вокруг сидели его семья и нежданный гость. Кленов как будто не удивился, пожал гостю руку, медленно снял пальто и только тогда спросил:

— Как ты нас нашел?

Гость был его старый студенческий приятель, Денисов. В прежнее время Кленов бы обрадовался ему, но теперь стало что-то не так, иначе. Денисов не вытерпел, бросил тяжелое их ремесло, преподавал в каком-то институте, преуспевал на новом поприще, и, следовательно, разговаривать им было не о чем.

Еще одно, что раздражало Кленова, но в чем он себе не признавался, было знание того, что Денисов волочился за его женой, и ей это нравилось. Сейчас она заметно робела перед гостем. Неловко было за старое платье, за эту комнату, за неприветливость мужа.

Денисову тоже было не по себе — как будто чувствовал, что лишний, чужой, но делать нечего, бодрился: ходил кругом по тесной комнате, шутил, говорил, что ему самому тоже вот хотелось бы бросить все и зажить такой же веселой, беспечной жизнью.

— Что же тебе мешает? — хмуро заметил Кленов.

— Да так, всякие пустяки… — улыбнулся гость.

— Не женился? — спросил Кленов и почувствовал, как напряглась, ожидая ответа, жена.

Гость помедлил, взялся за бутылку, открыл, разлил по стаканам и только тогда сказал:

— Собираюсь…

За столом молча ели, неловко произносили тосты, и все трое стеснялись друг друга. Черт знает что… Кленову почему-то казалось, что Денисов приехал неспроста и непременно что-то случится — неприятное, нежданное. Про день рождения вспомнил. Адрес откуда-то узнал. Он вопросительно взглянул на жену, но она избегала его взгляда.

Денисов вспоминал общих приятелей, нервно смеялся. Кленов молчал. Думал с досадой: «Пропало мое воскресенье. Начинал бы уж, что ли?»

— Слушайте, ребята, — Денисов вдруг перестал смеяться, отрезвел. — Не знаю, в шутку или всерьез. У меня есть одно предложение…

Кленов усмехнулся и промолчал. Он не смотрел на жену, но почувствовал, как она побледнела и опустила на скатерть нож.

— Я давно собирался вам написать, — пробормотал Денисов. — Ну чего мы все мучаемся?

— Ты что, приехал нам помочь? — весело спросил Кленов. — Ну, спасибо.

— Да нет, не то. Может, ты и добьешься, чего ты там добиваешься…

— Обязательно.

— Может, и добьешься. А может, не добьешься. Тут ни у кого никакой уверенности. Скользкое дело.

— Ты так не привык?

— Не привык, — честно сознался Денисов. — Не нравится мне эта игра в судьбу-индейку. Люблю все наверняка.

— Вот небось тебе с женщинами везет, — усмехнулся Кленов. — Они это любят — наверняка.

Денисов не ответил. В комнате затянулась неловкая пауза.