Владимир Исаков - Дом на берегу

Обдумав дело со всех сторон, мы решили переселить Алтая на кухню. Там стояли его тарелки, пахло супом и мясом и ему часто что-нибудь перепадало. Я перенес его коврик и положил в угол к батарее. Надо сказать, что в ту зиму мы сидели дома в полушубках, а Алтай со своей шелковой шкурой очень любил тепло. Он прижался к батарее, закряхтел от удовольствия, но про диван все-таки не забыл. Стоило отвернуться, он тихонько открывал дверь, пробирался мимо нас и оказывался на любимом месте.

Оставалось последнее средство. Мы купили коровью ногу, сварили ее и весь этот огромный мосол отдали Алтаю. Он был счастлив. Он улыбался, сиял глазами и бил хвостом о стены. Его мечтой, наверное, было взять эту кость и лечь с ней на диване. Но кость, как и задумано, была слишком тяжелой. Она лежала у него в углу, и волей-неволей ее приходилось сторожить.

Мы не учли две детали. С одной стороны, Алтай рос. С другой — кость с каждым днем понемногу становилась все меньше. Однажды я услышал раздававшееся где-то рядом звонкое причмокиванье. Заглянул и увидел такую картину: Алтай лежал посреди дивана и грыз большую грязную кость. Разумеется, он был наверху блаженства.

Пришлось взять кожаный поводок и привязать кость к батарее. От кости, как известно, уйти трудно. Алтай начал привыкать к месту на кухне. Но иногда, вспомнив старое, он все-таки любит полежать и повздыхать на диване.

Рядом с нашим домом есть большое сухое болото. Рано утром, чуть поднимется солнце, мы с Алтаем идем сюда — счастливые и свободные, как и полагается всем охотникам. Это лучшие минуты во всей нашей жизни. На болоте тепло, блестит роса, пестреют цветы, поют птицы. В тихом воздухе неподвижно стоят сотни запахов: каждого воробья, каждой ласточки, каждого одуванчика, каждой былинки. К сожалению, этот мир запахов недоступен человеку. Я признаю свое бессилие и смотрю на Алтая.

Он стоит, вытянув нос, и некоторое время как бы изучает все болото. При этом он, конечно, переполнен восторгом, волнуется и начинает дрожать от нетерпения.

— Вперед… — негромко говорю я.

Он срывается с места и мчится куда-то в дальний конец болота. Прыжками, почти не касаясь земли, не замечая ни осоки, ни кустов, ни кочек. Мелькает пестрая спина, развеваются уши — теперь только успевай смотреть, как пес летает в траве. Я иду по тропинке, рву цветы и даю Алтаю полную свободу — после сидения в квартире ему надо выбегаться.

На болоте живет множество воробьев и ласточек. Они мирно ковыряются в земле, выуживают червей, ловят мошек. Все это продолжается до тех пор, пока не появляется Алтай. Не теряя времени, он сразу принимается за охоту. С дальнего конца болота до него, видимо, доносит воробьиный дух. Он бросается туда и поднимает целую стаю. Но вот беда — воробьи летят врассыпную и рассаживаются по кустам ольхи. Он долго стоит, смотрит вверх, крутит мордой и не знает, что делать. Может, полаять? Алтай оглядывается и смотрит на меня — не дам ли я какого-нибудь совета…

Но тут до него доносит другой запах. Он бросает воробьев и крадется к большой кочке. Оттуда поднимается ласточка. Она летит низко, часто садится и, кажется, если приналечь, можно вот-вот схватить ее за хвост. Алтай долго летает за ласточкой, выписывает замысловатые круги и восьмерки и наконец, высунув язык, останавливается посреди болота.

«Нет, это не охота, — наверное, думает он. — Все от меня разбегаются. Пожалуй, с хозяином интереснее…»

Тут я беру свисток и издаю длинный пронзительный свист. Алтай со всех ног бросается ко мне. В левом кармане брюк у меня всегда с собой маленькие, вроде сухариков, кусочки сушеного мяса. Он хорошо знает об этом и сразу посматривает на карман. Но мясо надо заработать.

— Сидеть…

Он садится, как примерный ученик на уроке, и преданно смотрит мне в глаза.

— Даун…

Он так же послушно ложится и вытягивает лапы. Я даю ему мясной сухарик, поглаживаю по спине. Вот теперь, когда собака успокоится, мы начинаем занятия.

Задача пойнтера — найти сидящую на болоте дичь и сделать по ней стойку, то есть замереть на одном месте, как бы на половине шага, с поднятой лапой. Для этого, собственно, не требуется никаких занятий: чутье, охотничий азарт и стойка — врожденные качества каждой легавой. Все, что требуется от охотника, — научить собаку ходить челноком, поперек своего пути, и не срывать стойку. Кажется, немного. Но попробуйте добиться от своего легаша такой работы…

Дело в том, что легавые собаки очень горячи. Научить Алтая ходить челноком было, в общем, не так уж трудно. Но что касается послушания на болоте… Тут нам обоим приходилось попотеть.

Вот, отпущенный на свободу, он опять крадется к заросшей кочке, за которой наверняка притаилась какая-нибудь птичка.

— Алтай, даун…

По этой команде и даже просто по поднятию руки он должен лечь и не трогаться с места. Когда дичь поднимется в воздух, в дело пойдет ружье. Но Алтаю не терпится, он надеется, что и сам поймает птичку. Это неисправимый оптимист — сотни предыдущих неудач его ничуть не смущают. Мало ли, что раньше не удавалось. А вот сейчас… Он не обращает внимания на мой «даун» и в отчаянном азарте опять летит за ласточкой.

Плохо было то, что, не послушавшись один раз, он уже не слушался второй, третий, вообще переставал подходить и с самым хулиганским видом носился по всему болоту. В такие минуты я начинал крепко сомневаться во всей его родне и в том, научится ли он вообще когда-нибудь делать стойку.

Но вот однажды, набегавшись за ласточками, Алтай постоял на одном месте, поводил носом, медленно, вытянув шею и словно задумываясь перед каждым шагом, пошел к соседней кочке. Шаг, второй, третий. На четвертом он вдруг остановился, понюхал воздух и замер с поднятой лапой. Когда я подошел, из-под кочки вылетел и стремительно опустился в стороне пестрый длинноклювый кулик. Я заглянул под кочку. Оказывается, на нашем болоте устроил себе гнездо настоящий бекас.

С этого времени Алтай научился делать стойку. А болото с поселившимся здесь бекасом стало для нас еще интереснее.

С людьми бывает так. Можно всю жизнь проучиться, узнать массу никчемных вещей, но не знать именно того, что нужно на каждом шагу. Это называется: образование в ущерб воспитанию. В отношении собаки предпочтительнее обратное сочетание этих качеств — можно пожертвовать ее образованием, но воспитание у нее должно быть безукоризненным.

Первое качество охотничьей собаки — вежливость. Эта вежливость, понятно, состоит немного не в том, в чем у нас. Собачья вежливость по отношению к хозяину — это безусловное послушание. Допустим, вы выходите из дому. У вас в голове на этот случай готов маленький проект. Но у собаки тоже есть свой проект. И конечно, далеко не всегда они совпадают. Скажем, вы торопитесь на поезд, а вашему псу хочется постоять или побегать с другими собаками. Невежливый пес в таких случаях заставляет хозяина покричать и понервничать. Вежливый же поступается своими интересами и с достоинством идет рядом с вами. Для этого вполне достаточно спокойно, вполголоса сказать ему несколько слов.