Варлен Стронгин - Вечный всадник

Но чего-то, по мнению Евгения, все же не хватало у Наташи. «Драгоценностей!» — мелькнуло у него в голове, и он стал мысленно украшать жену, набрасывая на нее колье, ожерелье, браслеты, кольца и перстни на каждый палец, мало этого — самое массивное кольцо с лунным камнем он с трудом, но продел ей сквозь маленький нос, после чего бездыханного Муравьева унесли на носилках неизвестно откуда появившиеся слуги в белых одеждах и тюрбанах.

— Механика! — неожиданно закричал один из гусаков, оказавшийся Аккурат Аккуратовичем, в шутливом, а значит, хорошем расположении духа, что свидетельствовало о наличии в его голове новой идеи, сулящей немалые прибыли.

— Я здесь! — не без радости вернулся к действительности Евгений и улыбающийся предстал перед начальством. — Чем порадуете, Аккурат Аккуратович?!

— Пока ничем! — сузил глазки Аккурат Аккуратович, оглядываясь по сторонам: — Вы не видали тут заросшего волосами чудака?

— Сегодня еще не появлялся, — сказал Евгений, не понимая, зачем мог понадобиться шефу этот странный субъект. — Кстати, он уже торчит здесь третий месяц! Длинный у него отпуск!

— Так-так… — углубившись в свои мысли, задумчиво произнес Аккурат Аккуратович.

— На днях ни с того ни с сего этот тип предложил мне трояк! — продолжал Евгений.

— Предложил деньги?! — не скрывая изумления, воскликнул Аккурат Аккуратович, что бывало с ним крайне редко. — Этот?! Деньги?!

— Да, я сам поразился, — сказал Евгений. — И разумеется, не взял их.

— Почему?

— Мало ли что… Странный субъект… Не пьет, не пристает к женщинам. Сидит сиднем, уставившись в одну точку. Ни разу не видел, чтобы он купался. Очень странный субъект!

— Да… Да… — задумчиво почесал затылок Аккурат Аккуратович и, как бы очнувшись от сна, раскрыл глаза: — А ты почему не плаваешь?

— Видимо, приелось, Аккурат Аккуратович. Первые дни регулярно купался — утром, в обед и вечером. Как закон. А теперь что-то не хочется, — развел руками Евгений. — Сам не пойму почему.

— А чего тут понимать, дорогой товарищ, — осклабился Аккурат Аккуратович, делая ударение на слове «дорогой». — Акклиматизировались, дорогой товарищ, стали местным жителем, дорогой. Только не надо всем демонстрировать, что вы такой дорогой…

— Я вас понимаю, — покраснел Евгений. — Я буду осторожен!

— Вот и хорошо! — сузив глазки до такой степени, что не стало видно зрачков, произнес Аккурат Аккуратович и внезапно опять повеселел: — Тогда все будет в аккурате, не будь я Аккурат Аккуратович!

Солнце усилило натиск лучей, и Аккурат Аккуратович ушел в тень. А Ютти еще спал, хотя обычно просыпался рано, до прихода людей, которые, к его удивлению, с утра нежились на лежаках, вместо того чтобы охотиться. «Видимо, поэтому они выдают мясо только в обмен на пустяковины, а не всем желающим», — думал Ютти. И голод, и мысли об Атти, о затянувшихся поисках мучили его всю ночь. Он заснул только под утро. Неожиданно его разбудил мужской голос:

— Извините, молодой человек, но это наш лежак. Вот квитанция: «Иванов. На десять дней». Я не шучу. Я и есть Иванов.

Ютти открыл глаза и увидел мужчину и мальчика, жующего яблоко.

— Другие места проданы, а я с ребенком, — смутился мужчина и, заметив, что Ютти, глотая слюни, смотрит на жующего яблоко сына, достал из сумки самый крупный плод и протянул его Ютти: — Возьмите. Мытое.

Ютти взял яблоко, быстро проглотил его, затем спустился к морю, зашел в воду по колено и, заметив проплывающую рыбку, резким рывком вытащил ее на поверхность и отнес мальчику. Улыбнулся мужчина, засмеялся от радости мальчик, а довольный собой Ютти направился к автоматам, размышляя о том, какой добрый человек этот Иванов: «Непонятно, как он узнал, что я голоден, ведь я не просил у него пищу. Значит, он очень понимающий человек, даже больше, чем я, и как хорошо, что я ответил добром на его доброту!»

«Хороший хлопец, — подумал мужчина об Ютти, хотя его смущали четыре странных головки, изображенные на майке Ютти. — Уж если нельзя без моды, то лучше бы носили «Песняров» или Зыкину».

Мужчина приехал на курорт из таежного леспромхоза, куда можно было добраться летом по реке, а зимой лишь при помощи воздушного транспорта. Бригадира пятой бригады шестого леспромхоза Терентия Михайловича Иванова покоробил внешний вид Ютти, особенно майка и небритое лицо, делающее его похожим на Миклухо-Маклая, но, к сожалению, только внешне, и это сходство еще больше подчеркивало его, по всей видимости, немалые моральные и прочие недостатки, связанные с плохим примером в семье и неважной постановкой воспитательной работы на предприятии, где он трудился.

«А хлопец все-таки ничего, не совсем пропащий! — подумал мужчина после того, как Ютти совершил хороший поступок, подарив его сыну морскую рыбку. — Может, еще поумнеет, выправится!»

Но не этот случай, а нечто совсем другое сблизило с Ютти Терентия Михайловича, заставив его осторожно, извиняясь, разбудить занявшего его лежак парня и подарить ему самое крупное яблоко. Симпатию возбудило ненормальное для человека положение Ютти, наверное не сумевшего снять комнату на переполненном курорте.

Терентий Михайлович вспомнил, как позапрошлым летом приехал с сыном в Москву, чтобы показать ему столицу, как тряс своим бригадирским удостоверением перед администраторами гостиниц, как те смотрели на него с удивлением и усмешкой, как пришлось заночевать на голой скамейке в грязноватом вокзале рядом с таборными цыганами, бесконечно галдящими, снующими и кормящими маленьких детей.

На следующее утро Терентий Михайлович посадил сына в такси, благо деньги не успел истратить, да особенно и не было на что (у них в поселке, за исключением косметики и апельсинов, товары получше; японцы в обмен на лес присылают, и никакой очереди), и повез сына по Москве, хотя галопом по Европам, но показал ему основные достопримечательности, а вечером укатил с ним домой. Достопримечательности понравились, но и обида осталась. В поселке Терентия Михайловича уважали, не раз сиживал он в президиумах с начальством, даже областным, был награжден медалями, массой грамот и вымпелов и никогда не испытывал унижений. В леспромхозе все жили одинаково — питались в одной столовой, стриглись у одного парикмахера, мылись в одной бане, одевались из одного магазина, правда, начальство носило зимой лисьи шапки, а рабочие кроликовые, но на это никто не обращал особого внимания, и при большом желании можно было достать даже каракулевую папаху.

А тут чем-то не показался он администраторам гостиниц, вроде есть люди поважнее и почище его. Может, им не понравилась его обыкновенная фамилия?

Терентий Михайлович пожалел тогда, что не захватил с собой областную газету, где о нем писали так хорошо, что самому не во все верилось. И на юг он поехал без особой радости. Давали путевку, но на него одного, без ребенка, а очень хотелось показать сыну море. Вот он и прикатил сюда нервный, с опаской, снял каморку, где впритык стояли две кровати, мало с кем общался, дни проводил на пляже и не жалел на фрукты денег, хотя они дались ему нелегко, особенно зимой в жестокие морозы, да и весной в половодье доставались ненамного проще.