Виктор Ильин - Повести

Из пароходной трубы клубами валил дым. «Гряда» стояла у берега, учаленная канатом, набитым втугую, будто судно рвалось из надоевшего затона.

Солнце плавило латунные поручни мостика, растекалось по надраенной оковке ступенек, ведущих в рубку, яркими бликами лежало на свежевыкрашенной верхней палубе; в его лучах бесцветным казалось даже пламя дуги, трепетавшее перед сварщицей на носу парохода.

Возле сварщицы, отвернувшись и загородив лицо рукавицей, стоял Михалев. Лицо его, хмурое и озабоченное в эти суматошные весенние дни, сейчас светилось радостью.

Начальник электросварочного цеха ни в какую не хотел давать сварщицу на «Гряду». «Все, что было в ремонтной ведомости, цехом выполнено, — горячился начальник, — а тут еще какую-то мелочь разглядели. Так конца-краю не будет».

Михалев долго уговаривал начальника, объяснял, что трещину возле клюза нужно заварить немедленно, а то она будет увеличиваться, и в самый разгар навигации придется тратить на ремонт гораздо больше времени, чем сейчас. Начальник отказался. Боцман обозвал начальника бюрократом и ушел из цеха. На берегу затона он встретил сварщицу Галку Спиридонову. Выслушав расстроенного боцмана, Галка пообещала после обеда зайти на «Гряду» и попросила поднести туда кабель и ящик с электродами.

Боцман подождал ее, помог взобраться на «Гряду» и сноровисто очистил от старой краски палубу. Галка постукала электродом, сбивая обмазку и возбуждая дугу, устроилась поудобнее и повела багровый шов. Отвернувшись от полыхания сварки, боцман заметил, что к «Гряде», осклизаясь на оттаявшей глине, подходит высокий худущий парень в зеленом армейском бушлате. Парень поднялся по трапу и остановился возле сварщицы.

— Эй, ослепнешь! — сердито крикнул боцман, жалея недотепу, у которого потом будут болеть глаза.

Парень оглянулся, на всякий случай широко раскрыв в улыбке рот с крупными, точно тыквенные семечки, зубами.

— Ослепнешь, говорю, — повторил боцман. — Чего шляешься тут?

— Я не шляюсь, у меня направление, — ответил парень.

Галка, сбив на голову фибровый щиток, похожий на корыто, смерила пришельца быстрыми черными глазами, усмехнулась:

— Прямо из части, что ли?

— Почему это?

— Как на картинке: в бушлате, в кирзачах и с чемоданом.

— Глазастая, — похвалил парень сварщицу и хотел добавить еще что-то, но боцман перебил его, протянул руку и назвав свою фамилию и должность.

Парень достал из кармана направление и отдал боцману. Тот долго рассматривал бумажку, далеко отставив ее от глаз, а потом сказал:

— Досов, стало быть… Сергей Иванович. Раньше не плавал? Вот то-то и оно, мать честная! Присылают, понимаешь, на нашу шею.

— Чай, вообще-то научиться можно, — проокал парень, исподлобья глядя на боцмана.

— Топай за мной, капитану доложиться надо.

Сергей подхватил чемодан, оглянулся на сварщицу, хотел попрощаться, но она уже снова надвинула на лицо щиток.

Позднее Сергей сидел в носовом салоне парохода, щурясь от яркого солнца, читал устав водного транспорта. Читал усердно и спохватился, когда до конца осталось листка три. Вспомнил боцманское «не спеши!», стал глядеть в окно.

Маленький буксир вытягивал из затона плавучий кран. Ажурная стрела крана покачивалась, и Сергею подумалось, что кран похож на гуся, вразвалку идущего к воде. Снега местами на берегу не было, и темные проплешины дымились паром…

В речники Сергей Досов подался совершенно неожиданно. Вернувшись осенью после демобилизации в Мурзиху, он всю зиму помогал ремонтировать тракторы. У него еще не было точных намерений в отношении своего дальнейшего житья-бытья. Двоюродный брат отца, живший в Дзержинске, звал работать на химический завод, обещал помочь устроиться в общежитие. Мать и младший брат советовали Сергею остаться, резонно убеждая, что и в родной Мурзихе без дела он не окажется: не зря председатель прилюдно намекал, что Сергея Ивановича Досова хоть сейчас ставь бригадиром.

Родственнику, манившему в Дзержинск, Сергей ответил, что летом приедет, посмотрит, а там уж будет решать. Бригадирство в Мурзихе, откровенно говоря, не очень прельщало его: людей в колхозе не хватало, и, кроме ругани и крика, носитель этой должности в сознании Сергея больше ничем от прочих не отличался.

Его нехитрая и равнодушная истина, облеченная в слова: «начальству виднее», в сочетании с добродушным характером и застенчивостью, которую не смогла побороть даже служба в строительном батальоне, не успели еще выработать в нем четкого понимания происходящего вокруг.

Ему мог бы помочь советом отец. Сергей помнил его смутно. В войну отец ненадолго приходил в Мурзиху на побывку после ранения, сулил привезти с войны каждому из сыновей по сабле и по нагану, пусть только Сергей с братом слушаются мать и помогают ей. Крепко помнили обещанное, ждали, верили — не обманет. И мать говорила: отец надежный человек. Отца убили под Берлином. Сергей с братом горше всего плакали не от этого известия, а потому, что не получили обещанного. С той поры у Сергея и осталась настороженность к обещаниям, недоверчивая осторожность к посулам и зазывам.

Но одно дело — твои личные внутренние опасения, зароки и уверения, другое — жизнь. Если в стройбате истина «начальству виднее» в какой-то мере еще годилась, то в самостоятельной жизни Сергею вновь и вновь приходилось решать вопрос: верить или погодить. От ответа на вопрос зависела жизнь.

Перед самым вскрытием реки в Мурзихе появился вербовщик из речного пароходства. Был он невзрачен с виду: однорукий, в зеленом, гремящем, словно жесть, плаще, надетом на короткое пальто. Вербовщик обошел село, велел парням и вообще желающим собраться в клубе. Клуб в тот час был на замке, и всех пришедших вербовщик встретил на крыльце, угостил папиросами, рассказывал:

— Во-первых, на реке чем выгодно? Новые места, так скать, увидишь. Это раз. Потом заработок у нас, конечно, подходящий и харч опять же бесплатный. Колпит — коллективное питание. Это тоже выгодно, так скать. Кто не служил, во флот опять же возьмут, а не в пехоту… Все знают, морской кок равен полковнику.

Присутствующие, среди них был и Сергей, охотно курили, задумчиво слушали вербовщика.

— Весна пришла — полный вперед! И гуляй, так скать, дыши свежим воздухом. Стала река — стоп машина! Иди в затон, любое ремесло изучай, вникай!

Желающих среди мурзихинцев в ту минуту не оказалось, и вербовщик к вечеру покинул село, объяснив, что контора пассажирского агентства, куда следует обратиться, если кто захочет устроиться на пароход, находится в Камске, на Бабушкином взвозе, дом первый.

«А чего я, собственно, раскорячился? — размышлял Сергей, возвращаясь в тот вечер домой. — Ясно же говорит человек: до осени плавай, а там иди куда хочешь, если не понравится. И главное, от дома недалеко. В случае чего раз-два — и в Мурзихе».