Вадим Собко - Ключ

— Ты что вздыхаешь?

— Взгрустнулось… Вот Демид сейчас сказал, что любит меня, а ты мне этого не говоришь… Уже много лет не слышу от тебя…

— А разве обязательно говорить? Разве это важно?

— И это тоже важно. Очень важно.

— Хорошо, я все понял, исправлюсь, — сказал растроганный Павлов, обнимая жену.

Молодежный заводской радиоклуб помещался на седьмом этаже третьего корпуса общежития. Внизу, в холле, вахтерша, сидевшая за столом, отгороженным от всех смертных барьером, равнодушно посмотрела на Демида, взяла его удостоверение и сказала:

— Будешь уходить — верну.

Когда-то в новоотстроенном общежитии, в котором молодые специалисты жили в комнатах по двое, вспыхнула настоящая война между жильцами и комендантшей. Она хотела, чтобы были отдельно мужские и отдельно женские общежития, иначе, говорила она, «махровым цветом расцветет распутство».

Как ни странно, самыми горячими сторонниками совместных общежитий оказались девушки, и закончилась эта война полной победой здравого смысла. Комнаты парней и девушек располагались в общежитиях по соседству, а «распутства» и в помине не было, наоборот, установилась атмосфера веселая и дружеская.

Демид поднялся на седьмой этаж, толкнул дверь с надписью «Радиоклуб». Вечерело, и широкое окно комнаты было залито светом. Над столом на стене висела обыкновенная школьная доска, вся вкривь и вкось исписанная формулами. Впечатление было такое, словно тут продолжался бой, причем противники сражались безжалостно и исступленно молчаливыми математическими символами. В комнате, около осциллографа, сидел Альберт Лоботряс. Он встретил Демида так, словно давно поджидал его.

— Здорово. С чем пришел?

— Хочу схему опробовать. А ты?

— Ремонтирую магнитофон. Не можешь вообразить себе, во что превращается современная техника в руках варваров…

— Она тоже относится к числу варваров? — невинно спросил Демид.

— Она чемпион среди них.

Он сказал эти слова с гордостью, и Демид подумал, что, если бы Роксана захотела разбить магнитофон о голову Альберта, парень все равно был бы счастлив.

— Мне председатель клуба разрешил взять из старых «собачников» кое-какие элементы, — сказал Демид.

— Бери все, что тебе нужно, — согласился Альберт, — я еще парочку подкину. Покажи схему.

Демид молча протянул Альберту схему, тот посмотрел внимательно и сказал:

— Примитив, но работать будет. Сам схему составил?

— Сам.

— Молодец. Для практики полезно. Я тоже когда-то такими глупостями занимался. — И снова погрузился в работу, возрождая к жизни искалеченный магнитофон.

Демид подошел к окну. Совсем неподалеку лежала Петропавловская Борщаговка, отчетливо виднелись яблоки в колхозном саду. Красиво выглядит сад поздним летом! Среди яркой зелени нет-нет да и мелькнет золотая россыпь листвы, плоды налились спелым янтарем и зрелым румянцем, воздух еще теплый и прозрачный, и только неизвестно откуда взявшийся холодный ветерок напомнит, что осень не за горами.

— Ты загляни в стол, там у нас имеются кое-какие запасы, — не поворачивая головы, сказал Альберт, — или в шкафу поищи. Нет, это просто невероятно: чтобы так разладить магнитофон, нужно иметь отменные технические способности! — с удовлетворением отметил он. — Роксана несомненно одаренный человек. Нашел?

— Да, все есть. Лампочки я завтра куплю.

— Шесть копеек штука, — пояснил Альберт и снова замолчал, склонившись над магнитофоном.

Дверь открылась, вошел еще один паренек, поздоровался, вынул из ящика стола свою схему и стал над ней колдовать.

Из радиоклуба Демид вышел в восьмом часу. Солнце клонилось к горизонту, но было еще жарким, хотя и ленивым, уставшим от работы за день. Скоро первый вступительный экзамен в университете, на заочном отделении мехмата: письменный — математика. Чего-чего, а этого экзамена он не боится и устного по математике и по физике не боится, а вот с сочинением по литературе будет морока. Значит, нужно пойти к Ольге Степановне, попросить ее еще немного с ним позаниматься.

Но все планы Демида пошли насмарку: около подъезда стояла Лиля Барсук, когда-то высмеявшая его затрапезную одежду. Она и сейчас окинула его быстрым взглядом, но повода для критики не нашлось: летом парню легче пристойно выглядеть — джинсы, яркая сорочка, на ногах сандалии — и порядок.

Зато сама Лиля была одета изысканно. Джинсовая юбка с вышивкой, элегантная блузка на кокетке, туфли-босоножки на платформе, с высоким каблуком. На юбке широкий ковбойский пояс с блестящими заклепочками. На плечи накинута замшевая курточка. Было очевидно, что Лиля не собирается скрывать ни одного преимущества своей ладной фигуры. И бедра, и талия, и ноги — все подчеркнуто, все на виду. Волосы у нее серебристо-голубоватого оттенка, густые, тяжелые, и, нужно отдать ей должное, прическа сделана умело и аккуратно. Хорошенькое личико слегка подкрашено. Одним словом, на первый взгляд типичное, но вполне разумное дитя прагматического века.

— И где тебя черти носят? — выкрикнуло «современное дитя», увидев Демида. — Я здесь с полчаса жду. Уже человек десять спрашивали, кто удостоился такой чести? Здравствуй.

— Здравствуй. И что ты отвечала?

— Таинственно молчала. Еще не хватало признаваться, что жду тебя. Слушай, у тебя есть возможность отличиться.

— Опять кран прорвало?

— Узко мыслишь, Демид, — с чувством превосходства ответила Лиля.

— Так зачем же я понадобился?

— Нужен ты для консультации. Пойдешь со мной.

— Понимаешь, послезавтра первый экзамен в университете.

— Очень он тебе нужен, университет! Ты с меня пример бери. Третий разряд имею, социальное положение безукоризненное — рабочий класс, заработок стабильный. А что тебе даст университет?

— Я работаю еще и потому, что мне интересно работать, а заниматься моим делом без университета просто невозможно.

— Значит, ты любишь свою работу?

— Люблю. Каждый раз иду на завод как на праздник.

Лиля взглянула на парня с недоверием.

— Странно, — сказала она, — работа есть работа. При чем здесь праздник? Не вижу причины радоваться.

— Потому-то у тебя и третий разряд.

— А зачем мне четвертый? Я не честолюбива. Все равно на деньги, которые я буду зарабатывать, имея четвертый и даже пятый разряд, жить так, как я хочу, невозможно.

— А как ты хочешь?

— Широко, красиво, чтобы все мне было доступно.

Удивительно, и слова были другие, и люди разные, и возможности не равноценны, но Демиду именно в этот миг вспомнился старый Вовгура с его горящими черными глазами и тот почти священный трепет, с которым он говорил о деньгах.