Аркадий Пинчук - Потому что люблю [сборник]

— Атаку выполнил, — доложил перехватчик. — Разрешите поменяться ролями?

— Предусмотрено плановой таблицей? — спросил Виктор Гай.

Штурман кивнул головой, спросил у летчиков, какой запас горючего остался, и тут же дал Смолякову команду на разворот. Самолеты разошлись, чтобы опять сойтись и повторить бой. Только теперь уже перехватчик был поставлен в положение «цели».

Виктор Гай почувствовал легкое волнение — он всегда думал о том, чтобы учить летчиков именно вот так, с выдумкой, чтобы трудно было, чтоб каждый почувствовал азарт боя, чтоб думали и летчики и штурман. И ему хотелось схватить у Ванина микрофон и сказать обоим пилотам что-то хорошее, но именно в этот момент по громкоговорящей связи прозвучал очень знакомый голос:

— Ванин, вы что там художничаете? Перехватчиков наводить по схеме. И никаких перемен ролями в воздухе.

— Замена предусмотрена плановой таблицей, — попытался спасти положение штурман.

— С этим мы еще разберемся, — хрипло сказал Сирота. — Замену в воздухе запрещаю.

В динамике выразительно щелкнуло, будто хлопнул кто-то рассерженно дверью.

Штурман, не скрывая досады, дал летчикам отбой, приказал возвращаться на точку.

— Будут попусту вырабатывать топливо до посадочного остатка… Вот такие пирожки, товарищ майор.

— Да уж вижу, — сказал Виктор Гай. — Ну ладно, был рад познакомиться.

— Я тоже. — И тут же, увидев в руках майора трубку, добавил: — Курить здесь нельзя.

Виктор Гай согласно кивнул головой и вышел. Зажмурился от яркого света, постоял немножко и пошел на стартовый командный пункт. Промчался рядом мотоциклист, но шум мотора Виктор Гай не услышал, потому что на взлет шла пара истребителей. Оба работали в форсажном режиме, и пронзительно звенящий грохот поглотил все другие звуки.

…Сирота встретил его так, словно они расстались несколько дней назад.

— Ты? Садись, я сейчас не могу с тобой заниматься.

И четко распорядился в микрофон:

— Шестнадцатый, идите в зону. Четырнадцатый, разрешаю выход на точку. Девятнадцатый, доложите готовность.

— Я девятнадцатый, — захрипел динамик. — Разрешите взлет!

— Девятнадцатый, взлет разрешаю.

И снова весь звуковой мир погрузился в стонущий и скрипящий грохот.

Когда отстоялась тишина, Сирота повернулся к Виктору Гаю:

— Ты вовремя приехал. Походи, посмотри. После разбора полетов потолкуем.

— Уже походил, — сказал Гай и посмотрел Сироте в глаза. — У наведенца был. Как раз, когда ты подправлял его.

Сирота нахмурил и без того хмурые густые брови.

— Об этом тоже поговорим.

— Да уж конечно.

— Приехать не успел, уж ворчишь. Состаришься быстро. Вот оно что.

— Полеты закончишь — к нам приезжай. Будем ждать.

— Ладно.

На том и расстались.

Возле дома Виктора Гая ждала Ната. Еще издали он увидел, как она отделилась от узорчатого металлического забора и пошла навстречу.

— Несколько часов вас жду, — сказала она с плохо скрытой обидой. — Чемодан у меня, а квартира на замке. Надежда Николаевна не появлялась.

— Пожалуйста, извини меня, — сказал Виктор Гай. — Буду твоим вечным должником. — Он взял из ее рук чемодан. — Пойдем к нам. Что-то покажу.

В первую очередь Виктор Гай набил трубку и закурил.

— А правда, что эта трубка принадлежала фашистскому летчику? — Ната смотрела на него с любопытством.

— Правда. А как ты узнала?

— Мне Андрей рассказывал.

Интересно, из каких источников это стало известно Андрею? Сирота или Пантелей?

— А что он тебе еще рассказывал?

— Что эту трубку вам подарил его отец.

— А еще что?

— А это та самая трубка?

— Та самая.

— Как интересно… А вы не знаете, его отец вернется когда-нибудь?

Виктор Гай посмотрел Наташе в глаза и сразу понял: ее вопрос совсем не случайный, это продуманный и точно рассчитанный удар. Но зачем? Что за этим скрыто?

— Зачем ты об этом спрашиваешь?

— Разве нельзя?

Виктор Гай почувствовал себя беспомощным и даже не понял, откуда эта беспомощность. Почему вдруг? Ведь даже в безвыходных положениях боя он хладнокровно находил выход, а перед ребенком дрогнул.

— Вы верите, что его отец погиб? — продолжала Ната.

Он мог бы и не отвечать ей, но в последних словах девушки звучала искренность. И он ответил:

— Нет, не верю.

— А где же он?

— Не знаю.

— Все-таки что-нибудь предполагаете?

— Предполагаю. Но мои предположения принадлежат только мне. Предполагать может каждый.

— Совсем непонятно…

— Что тебе еще непонятно?

Она пожала узкими плечиками.

— Вы не верите, что муж Надежды Николаевны погиб, и хотите жениться на ней. А если он вернется?

Виктор Гай несколько раз пыхнул трубкой, глубоко затянулся.

— Ну ладно. На взрослые вопросы будут взрослые и ответы. С Надеждой Николаевной нас связывает многолетняя дружба. Это во-первых. А если придет любовь, ты знаешь, что при таких обстоятельствах часто не считаются с тем, что у кого-то есть муж или жена. Во-вторых, сведения о том, что я собираюсь жениться, взяты с потолка.

Она заулыбалась и сказала, хитро прищурив глаза:

— Летчикам вообще не надо жениться.

— Это почему же?

— Профессия опасная.

— По-твоему, мы должны быть вечными холостяками?

— Не умерли же вы до сегодняшнего дня.

— Да вот держусь. — Трубка погасла, и Виктор Гай снова поджег табак. — Выходит, ты за летчика замуж не пойдешь?

— Пока нет. Я буду авиаконструктором. Построю безопасный самолет, тогда, может быть, выйду…

— Что ж, подожду этого дня. Перспектива не безнадежная.

Он помолчал, несколько раз затянулся и уже совсем серьезно сказал:

— Профессия у летчиков действительно опасная. Птица вон рождена, чтоб летать, и то случается… То замерзнет, то о провод ударится. А тут машина. Тысячи деталей, километры проводов и трубок. Она и на земле не всегда безопасна… Но что делать? Летать все равно надо.

Уходя, Ната попросила:

— Придет Андрей, не говорите, что я его искала.

Когда она ушла, Виктор Гай долго сидел на подоконнике, курил и думал сразу обо всем: о своей нелегкой, но любимой профессии, о Наде и Федоре, об Андрее и этой занозистой Натке, о Пантелее и Сироте.

Потом он вдруг почувствовал голод и, чтобы «заморить червячка», извлек из холодильника бутылку молока, выпил ее. Теперь пришло ощущение усталости. Переоделся в синий спортивный костюм, взял со столика свежие газеты и лег на диван, покрытый «верблюжьим» одеялом. Оно прогрелось от солнечных лучей, и лежать на нем было тепло и уютно. Виктор Гай полистал газеты, что-то рассеянно прочел, затем закрыл глаза и почти сразу уснул.

Разбудили его осторожные шаги в комнате. Открыл глаза, прислушался — Надя. Ходит на цыпочках, чтобы не разбудить его.