Владимир Писаревский - На месте зеленой беседки

— Что вы, голубчик? — иронически-сочувственно спросила Надежда Павловна. — Вы же здоровы.

— С тобой, Олег, тоже все ясно, — вынужден был согласиться Сергей Фомич. — С медициной не спорят.

— А в отношении Иванникова, — продолжала врач, — помимо медицинского аспекта, есть еще и чисто человеческий. Ну какой из него сейчас, простите, жених?! Смотреть страшно. Я уж не говорю о боли, которую он стоически терпит. Что встал? Сейчас же ложись! — прикрикнула она на Юру.

Тот покорно поплелся к кушетке. Лекарство и стакан приготовленного бабкой Аринушкой горячего чая с какими-то травами уняли начавшийся было озноб.

Закончив перевязывать Максименко, Надежда Павловна присела к Иванникову.

— Ты извини, Юра, за резкость, но действительно такой вид самую преданную девушку может напугать. Одно отсутствие волос на голове чего стоит.

— Она полюбила меня наголо стриженного, а причина была, поверьте, хуже, чем сейчас.

— Я специально сделала только первичную обработку, чтобы тщательно заняться тобой в больничных условиях. Все-таки лицо — не хочется наспех. Мне ведь придется полностью его забинтовать. Оставлю только глаза, ноздри и рот открытыми. На голове сделаю повязку типа шапочки…

— Дадут тебе справочку, — перебил Сергей Фомич, думая, что уловил, к чему клонит врач, — и иди на здоровье в ЗАГС.

— Не в ЗАГС, а во Дворец бракосочетаний, — поправил Иванников.

— А справочку он на лоб, что ли, приклеит поверх бинтов, чтобы все могли прочитать, какой он герой? — вмешалась Лида.

— Вот именно, — довольная поддержкой, сказала Надежда Павловна и собралась снова убеждать, но ее опять перебили. На этот раз — молчавший до сих пор Максименко.

— Давай, Юра, решим так: утро вечера мудренее. Сейчас сдаемся на милость медицины, выполняем ее предписания. Безоговорочно. А утром мы с Надеждой Павловной и Сергеем Фомичом покумекаем, как быть. Во всяком случае обещаю, что тридцатого, как намечено, регистрация твоего брака с Надей состоится и свадьба пройдет на высшем уровне. Правильно я говорю?

Он вопросительно посмотрел на председателя и врача. Оба закивали.

— Согласен? — спросил Максименко.

— Да, — тихо ответил Юра и закрыл глаза, чувствуя, как наваливается усталость.

Семья находится под защитой государства.

Брак основывается на добровольном согласии женщины и мужчины; супруги полностью равноправны в семейных отношениях.

Государство проявляет заботу'о семье путем создания и развития широкой сети детских учреждений, организации и совершенствования службы быта и общественного питания, выплаты пособий по случаю рождения ребенка, предоставления пособий и льгот многодетным семьям, а также других видов пособий и помощи семье.

(Статья 53 Конституции СССР)

Брак заключается в государственных органах записи актов гражданского состояния.

Регистрация брака устанавливается как в интересах государственных и общественных, так и с целью охраны личных и имущественных прав и интересов супругов и детей.

(Статья 13 Кодекса о браке и семье РСФСР)

Больных Надежда Павловна поместила в отдельную палату.

Олег Викторович и Миша сразу уснули беспокойным сном, с глухим кашлем и постаныванием, а Юра, несмотря на усталость, до утра проворочался без сна. Мучила боль, угнетали мрачные мысли. Хотя Максименко и обещал, что свадьба пройдет на высшем уровне, но как показаться на людях, тем более во Дворце бракосочетаний, чуть не наглухо забинтованным? Вылезает из машины с кольцами этакая ходячая мумия. Бр-р!..

И откладывать невозможно. Все равно что забыть что-нибудь дома и вернуться — пути не будет.

В общем, было о чем беспокоиться.

Несколько раз за ночь заходила в палату Лида. Постоит, поправит на Мише одеяло и тихо закроет за собой дверь. Юра старался дышать ровно, притворяясь спящим.

Под утро медсестра вошла со шприцем, подошла прямо к его кровати, откинула простыню и тихо, чтобы не разбудить других, сказала:

— Давай, Юра, сделаю укол. Хоть поспишь немного.

А он-то был доволен своей ловкостью: так умело притворялся! После укола боли хоть и не прошли, но стали не такими резкими, и он действительно уснул.

Проснулся часа через два, когда было совсем светло. На соседней кровати сидел Миша, третья была аккуратно заправлена.

— Где Олег Викторович?

— Не знаю. Я, как и ты, спал.

— Может, выписался?

— Ну да, как же, держи карман шире. А тебя, я смотрю, запеленали будьте нате. Мама родная не узнает, не то что невеста.

— Не тереби душу, и так муторно, — попросил Иванников.

— Знаешь, и мне чего-то не по себе. Вчера на крыше, веришь, ну вот столечко, — Суворов показал кончик мизинца, — не боялся. А проснулся — и жуть взяла. Ведь мог сгореть. Запросто. И хорошего ничего сделать не успел. На память, как назло, только плохое приходит. Даже Корнилов ночью приснился.

Голос задрожал, что было совсем непривычно для заносчивого, самоуверенного мальчишки.

— Скажи: до работы на заводе — ну, тогда, — напомнил Юра, — когда в инспекцию по делам несовершеннолетних как к себе домой ходил, — ты мог вот так, как вчера, полезть в пекло?

Миша задумался. Потом признался:

— Навряд ли.

— Вот и я в колонии, что бы там ни горело, палец о палец не ударил бы. Посмеивался бы, наблюдая со стороны, как начальство мечется. Ну, в лучшем случае, может, побегал бы для виду, чтобы заметили мое «усердие». А вчера нам обоим и в голову не пришло остаться в сторонке. А ты: «Хорошего ничего не сделал. На память только плохое приходит», — шутливо передразнил он Мишу.

В палату забежала пожилая санитарка, заставила Суворова лечь, осмотрела, все ли в порядке, смахнула с тумбочки какие-то крошки и исчезла.

— Обход будет, — авторитетно сказал Миша.

— Или начальство, — высказал предположение Юра, не раз наблюдавший подобную картину в медчасти колонии.

Дверь снова медленно открылась, просунулась палка, за ней — бабка Аринушка. Следом вошла новая медсестра, видимо сменившая Лиду, внесла котомку, поставила между их кроватями табуретку.

— Зачем вы пришли, бабушка Аринушка? — спросил Миша, с жалостью глядя на старуху.

Отдышавшись, она ответила в своей манере:

— Я ведь не спрашиваю, почему после работы пошли тушить пожар.

— Так вам же тяжело, я только поэтому. Сами говорили, что сил еле хватает ездить сюда в День Победы.

— Вам тоже нелегко было. И сегодня у вас своя маленькая победа. Надеюсь, не рассердитесь, что старуха приехала докучать?

— Ну что вы, бабушка, — включился в разговор Юра. — Вы же знаете, как все вас любят. И мы тоже. Миша просто о вас беспокоится.

— Я тут вам гостинцы привезла. Больничные харчи у нас ничего, но домашние завсегда вкуснее.