Владимир Писаревский - На месте зеленой беседки

Она с трудом поставила на колени котомку и неторопливо стала извлекать из нее и передавать Мише банки с вареньем, мочеными яблоками, брусникой, солеными огурцами.

— Спасибо, бабушка Аринушка, ну куда столько, — взмолился Миша, ставя банки уже и на тумбочку Максименко.

— Ничего, вы молодые. А молодые много едят. По своим сыновьям знаю. От вас к ним пойду.

В ее живых выразительных глазах отражалась боль за этих чужих и своих ребят, которые в ту военную пору были в таком же возрасте…

Освободив котомку, бабка Аринушка поставила ее на пол и повернулась к Иванникову.

— Я вот что надумала, Юрочка. Чего тебе после свадьбы в городе торчать, глаза всем мозолить. Забирай свою женушку и вертайся. Я к подружкам уйду, а вы одни поживете в моем доме. Деревенская изба да русская банька теплом приветят молодых.

— Спасибо, бабушка Аринушка, посмотрим.

Впервые при нем Надю назвали женушкой. И от непривычного еще, но давно желанного сочетания ласкового слова с дорогим именем на него нахлынула волна нежности.

После ухода старушки в палату вошел возбужденный Максименко в накинутом поверх больничной пижамы плаще.

— Вы где пропадали? — накинулся на него Миша. — Мы уже боялись, что Надежда Павловна застукает.

Олег Викторович загадочно улыбнулся.

— Зря беспокоились, — сказал он. — Мы с ней рядом сидели но заседании правления колхоза.

Только бинты помешали Юре раскрыть от удивления рот, как это сделал Миша.

Удовлетворенный произведенным впечатлением, Олег Викторович продолжал:

— Больше, чем скажу, не спрашивайте. Тебя, Юра, отпустят завтра

рано утром. Председатель дает свою «Волгу», и в девять ты дома. Тридцать минут на переодевание — и ровно в десять часов тебя привозят во Дворец…

— А черный костюм, предупредить маму, подготовить к моему виду Надю…

— Это не твоя забота. — И, пресекая возможные протесты, Олег Викторович пояснил: — Я переговорил по телефону и с Надей, и с твоей мамой, и с Николаем Филипповичем. Все поставлены в известность, успокоены, ждут. Для свадьбы все готово. Твоя задача — только влезть в парадный костюм. Сможешь?

— А что остается делать. Придется смочь. А как…

— Никаких вопросов. Больше ничего говорить не могу. Велено тебя целовать, но…

— Я не обижусь, — улыбнулся Юра, — меня волнует…

— Тебя ничего не должно волновать. Твое дело маленькое: приехать и переодеться. Остальное уже продумано и подготовлено. В бригаде дела о’кей. Апрельский план выполнили. Ребята шлют приветы. Говорил, Миша, — обратился он к Суворову, — и с твоей мамой. Расхвалил, успокоил. На праздники жди.

— Ура!

— Тише ты, больница все-таки. Да, чуть не забыл. Хорошие новости от следователя Артемьева. Филипчука арестовали где-то на юге. Вот теперь все.

Юра понимал, что Олег Викторович во многом подменил его в подготовке свадьбы, однако для него оставалось много невыясненных «а как?». Приходилось надеяться на мамину расторопность и Надину сноровку, а пока заниматься собой, тем более что снова усилились боли и, похоже, поднялась температура.

В 5 утра следующего дня, как и было обещано, Юра сидел в председательской «Волге».

Шофер — молодой парень — явно был горд поручением: не каждому доводится везти жениха, отличившегося на пожаре. Он с таким восхищением посматривал на пассажира, что Юра перестал стесняться своей упакованной в бинты головы. Да и действительно: чего стесняться — не синяки после пьяной драки.

Встреча с мамой и Надей прошла на удивление спокойно, без «ахов» и «охов». Спасибо Олегу Викторовичу: сумел подготовить — и им: смогли сдержаться. Во взглядах ни жалости, ни сострадания. Надя только шепнула, обогрев душу: «Ты такой люб еще больше».

Легкий завтрак — стакан кофе и бутерброд с сыром, — свежая повязка поверх больничной, посеревшей в дороге, — и вот жених стоит перед зеркалом, облаченный в новый костюм. «Весь черно-белый», — думал он, разглядывая себя и заранее нервничая, представляя, как будут шарахаться люди. В зеркало увидел, как вошла в комнату мама и, не ожидая, что он видит ее, не успела скрыть тревогу. Не оборачиваясь, сказал как можно мягче:

— Все хорошо, мама. Твой сын заслужил уважение людей и сам стал уважать себя.

Она не выдержала и, прильнув к его плечу, залилась слезами

— Разве таким я ждала увидеть тебя на свадьбе? Даже страшно подумать, что бы со мной и Надюшей стало, если бы… Ты представляешь?!

В прихожей раздался звонок. Надя из кухни пробежала открывать дверь, и Юра услышал в коридоре голоса деда и Вали Ильиной.

— Вот и свидетели пришли, — вытирая слезы, сказала мать.

Она поспешно сняла с шеи золотую цепочку с медальоном, которая передавалась в ее семье женщинам из поколения в поколение, и вложила в Юрину ладонь.

— Наденешь жене, когда распишетесь.

Юра с благодарностью погладил мать: она рассталась с единственной драгоценностью и последней вещью своей матери.

— Будь счастлив, сынок, и… будь всегда таким, как сейчас.

Николай Филиппович и Валя чинно поздоровались.

— Жених, вижу, в порядке, — констатировал Архипов, — а невеста что, так в тапочках и поскачет?

— Нет, Николай Филиппович, я мигом.

Надя выпорхнула в другую комнату, мама поспешила за ной Следом неторопливо вышла Валя.

Старик подошел к Юре.

— Поцеловать тебя, вижу, некуда, а обнять можно?

Юра взял его руки, положил себе на плечи.

— Вчера встретил начальника отдела кадров.

— И что? — поторопил Юра замолчавшего деда.

— Чуть не в пояс поклонился, здороваясь.

— Чего так?

— За тебя, видать, благодарил. Помнит, как брать не хотел, та вроде извинился. — Дед помолчал, потом решился спросить: — Только голову пожег или тело тоже?

— Тоже.

— Да, дела. Но что ожоги, внук, что рубцы, в бою полученные украшают мужчину.

— Оно, может, и так, но мне это украшение больно некстати, — вздохнул Юра и обернулся, увидев в дверях Надю в белом платье до пят, с фатой на голове, букетом белых роз, принесенных свидетелям \ Она попрыгала на одной ножке, покрутилась больше перед ним, чем перед зеркалом, у которого вчера провела генеральную репетиция

— Что скажешь? Как невеста? — входя в комнату, спросила Валя.

— Ничего не скажу, слов нет.

— То-то. Ты молодчина, Юрка, знал, чье сердце в плен взяти! Смотри, какая куколка.

— Ну, пора, — поднялся с дивана Николай Филиппович.

Юра с невестой и мамой сели в машину с переплетенными кольцам! ожидавшую у подъезда, а свидетели — в колхозную, выделен ну] председателем «в полное распоряжение героя на целый день», как еш в дороге пояснил шофер.

Когда машина затормозила у Дворца бракосочетаний, Иванников переждал, чтобы шумная группа нарядно одетых людей скрылась и массивной дверью. После этого вышел и подал Наде руку. Начали останавливаться прохожие, и он с трудом преодолел несколько метров по тротуару — в огне это расстояние бралось легче.