Владимир Писаревский - На месте зеленой беседки

— Не обращай внимания, — пробормотал тот и снял руку с ее плеча.

— Тебя вот от рассказа моего дрожь бьет, а каково нам было первого раненого увидеть. Аня уж на что медичка и то, как глянула на рану, побелела. Перенесли его втроем в дом. Боец просит: «Мать, оставь у себя друга. Мне назад надо. Там еще двое сражаются. Вот только спрячу документы убитых». И показывает на полевую сумку, что из лодки взял. «Тогда давай и знамя зароем колхозное», — говорю. «Где оно? — спрашивает. — Быстрее давай, не ровен час…» Я бегом в правление колхоза. Сорвала с древка знамя, взяла со стола мужа бюст Ленина… Да что с тобой, сынок, — снова обратилась она к Архипову. — На тебе лица нет.

— Вам плохо, Николай Филиппович? — озабоченно спросила Ольга Александровна.

Порывшись в сумочке, достала валидол, протянула Архипову.

— Положите под язык.

— Знаю, — сказал тот, беря таблетку. — Продолжай, Аринушка. С нами, пережившими войну, такое бывает.

— Верно, бывает, — согласилась она. — Ну вот, принесла, значит, знамя и Ленина к дому, а боец с лопатой стоит, торопит. Здесь Петрусь проснулся, и Аня зовет помочь. Говорю бойцу: «Ты иди, я догоню». Он ушел, а я задержалась. Когда раненого наконец перевязали и в подпол спрятали, в деревню уже немецкие мотоциклисты въехали.

— А как тот солдат? — спросила Надя.

— Не знаю, — развела руками бабка Аринушка. — Больше не видела.

— Так, может, он знамя с собой унес? — высказала предположение Ильина.

— Не должно быть. У него времени не было. Да и тяжело нести. Я ему и сейф — забыла сказать — дала. В нем акт о вечном пользовании землей и списки колхозников.

Архипов отошел к росшей у дома березе, прислонился к ее ребристому стволу.

— А что стало с раненым? — спросил Веточкин.

— Фашисты ночь побыли и утром ушли. А через два дня в деревню большая часть наша вошла. Из окружения выходили. Они и забрали раненого.

— И вы ни имен не знаете?..

— Ничего, — устало закончила бабка Аринушка. — Не знаю, дошел тот боец до своих друзей или…

— Не дошел, — послышался голос от березы. Внятный, спокойный, тихий. — Не дошел, Аринушка, до Сашки и Алика. Немцы кругом были. Трое суток один до своих добирался.

В наступившей тишине в барабанных перепонках отдавались шаги Николая Филипповича, подходившего к бабке Аринушке.

— Спасибо, мать, — обнял он поднявшуюся из-за стола старушку. — А могли ведь так просидеть и не узнать, не расскажи про знамя. Ты даже не представляешь, Аринушка, о скольких судьбах сейчас узнаем, сколько новых славных имен выбьем на братской могиле.

Максименко подошел к Николаю Филипповичу.

— Раненый — мой дед?

— Он, Олежка.

— Вы сможете?..

Вопрос остался без ответа.

— Покажи, Аринушка, где у вас конюшня.

— Мне не верится, сынок, — тихо сказала бабка Аринушка. — Это не сон? Ты на себя не похож.

— Да и ты без косы иначе смотришься.

Оба тихо засмеялись.

— Я за дедом?! — Олег Викторович вопросительно посмотрел на Архипова.

— Подожди. Хочу на месте убедиться. Вдруг совпадение. Хотя нет, невозможно, — успокаивал он себя. — Но все-таки обожди.

— Хорошо.

Аринушка с Николаем Филипповичем впереди, остальные за ними направились к околице.

Около остатков фундамента бабка Аринушка остановилась.

— Здесь была.

— А кузница?

— Пойдем.

Они прошли к другому краю фундамента, отошли от него метров на двадцать.

Николай Филиппович всегда считал — да что там считал, был упорен: стоит попасть и он сразу узнает место, что снилось ночами чаще, чем любой эпизод той кровавой войны. А вот попал и растерялся. И не дает ли осечки память, что четыре шага в сторону кузницы?

Перед взором встали стены конюшни, выросла прокопченная кузница. Пошел. Стены — а с ними и уверенность — рухнули. Вытер рукавом вспотевший лоб, сунул под язык еще таблетку, протянутую Ольгой Александровной. Приложил руку к левой половине груди, стараясь унять частые толчки сердца. В поле зрения попали взволнованные лица. Понял: надо успокоиться. Легко сказать! В этих четырех шагах все: память, долг, честь. Сел прямо на траву. От молчаливого, но явного сопереживания окружающих стало легче.

Подозвал Юру.

— Пройди вот оттуда, — указал на крайний камень, — в мою сторону четыре шага.

Ревниво следил, как идет. Прошел метра на полтора дальше. Ну правильно, так и должно быть. И он тогда молодой был.

Поднялся, положил на место, где стоял Юра, камешек.

На папку Иволгина лег листок бумаги. Размашисто написал: «Федя! Приезжай искать документы твоих. Николай». Свернул записку, надписал: «Федору Васильевичу Максименко».

Общее волнение выплеснулось в крике Веточкина вслед побежавшему к берегу Олегу Викторовичу:

— Да скорее ты!

Архипов по настоянию Ольги Александровны вместе со старушками присел на доску, положенную Беловым на фундамент конюшни.

Считается, что самое тягостное — ждать и догонять. Но догонять, пожалуй, легче: все-таки действие…

Передав записку сидевшему рядом сыну, Федор Васильевич резко поднялся с дивана.

— Лида, сердечное! — крикнул Сергей Фомич дочери и подбежал к старику, короткими рывками хватавшему ртом воздух.

— Не надо, — остановил тот. — Собирайтесь, едем. Ты на моторке? — обратился он к внуку.

— Нет, на веслах.

— Ну что ты!

— Чего ты, действительно, — прочитав записку, упрекнул и Федоров.

Олег Викторович не стал оправдываться, что в Болотке не оказалось ни одной моторной лодки. Понимал: это разрядка от неожиданной вести.

Захвате Лиду со всеми сердечными лекарствами, что нашлись дома, Сергей Фомич повел Максименко и Алексеева к колхозному катеру.

Вывел на чистую воду и, когда взревел мотор, крикнул Олегу Викторовичу:

— Теперь рассказывай!

Увидев их, Архипов поднялся, взял из рук Саши Белова лопату, подошел к положенному камешку. Только раскачивающийся черенок выдавал волнение. Да забыл поздороваться с пришедшими.

Воткнул лопату в землю, надавил ногой, подрезал дерн. Когда обкопал, попытался поднять весь кусок разом. Не вышло. Выдвинулся Юра с лопатой, попробовал отодвинуть Николая Филипповича.

— Давай, деда, я.

Архипов забрал у него лопату и впервые после того незабытого дня в сорок пятом открыто посмотрел старику Максименко в лицо:

— Подсоби, Федор.

Тот подошел, и черенок второй лопаты закачался в такт архиповской. Вместе вывернули кусок земли. Стали обкапывать следующий.

Наконец Ольга Александровна не выдержала и, заручившись поддержкой Лиды, подошла с ней и остановила работу.

— Нечего заниматься самоистязанием. Вы нам здоровыми нужны. Символически начали, теперь уступите молодым.

У сменивших их Юры, Олега Викторовича, Белова, Ильиной, Веточкина и Нади работа пошла быстрее. Вскоре они уже по пояс стояли в яме.