Валентин Кузьмин - Мой дом — не крепость
- Название:Мой дом — не крепость
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Советский писатель
- Год:1980
- Город:Москва
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Валентин Кузьмин - Мой дом — не крепость краткое содержание
«Мой дом — не крепость» — книга об «отцах и детях» нашей эпохи, о жильцах одного дома, связанных общей работой, семейными узами, дружбой, о знакомых и вовсе незнакомых друг другу людях, о взаимоотношениях между ними, подчас нелегких и сложных, о том, что мешает лучше понять близких, соседей, друзей и врагов, самого себя, открыть сердца и двери, в которые так трудно иногда достучаться.
Мой дом — не крепость - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
— Особенного ничего не было, Петенька. И вспоминать мне тяжко: мать я… — Она опять вздохнула. — Разные они были люди. Нюра-то все же техникум кончила, книжки читала. А Иван Никанорыч хоть и неглупый был человек, а образования никакого… да и старше ее намного. А поженились они… — Бабушка запнулась, видимо сделав над собой усилие, и продолжала: — У Нюры молодой человек был… любила, она его. Да что-то не сладилось. Я про то плохо поняла: не мастерица она была откровенничать. Слова, бывало, не вытянешь. Молчит и молчит. Поди догадайся, что у нее на душе… Ну, вот… А тут Иван объявился. Мне так думалось, с досады она за него пошла. Сначала вроде бы ничего было, а потом, как время прошло, ссоры да споры у них начались. Нюра то и дело некультурностью его попрекала: не так сидишь, не так слова выговариваешь. Не одобряла я этого, да что в чужой жизни поправишь? С того, видно, он и запил. А как запил, злобствовать стал. Чего уж только он не делал: и дрался, и посуду колотил… Нюра-то под конец поняла, говорила мне: «Наказание это мое: замужество — не в бирюльки играть»…
— Значит, мама не любила отца, — задумчиво сказал Петя.
— Где там! Люди говорят; «Стерпится — слюбится!» Врет, видно, пословица.
Евгения Филипповна замолчала, вытерла глаза.
— Не надо бы мне, старой, язык-то развязывать… Что ушло, то быльем поросло.
Петя сидел молча, закрыв глаза.
— Бабушка, — спросил он тихо, не меняя позы, — а мама… ну, мама случайно… под машину попала или…
— Господь с тобой! — вдруг рассердилась Евгения Филипповна. — Еще чего! И думать об этом забудь! — она всхлипнула. — Шофер пьяный был. Пять лет дали ему… Да что толку.
Петя уже не слушал. Все остальное неважно. Просто — жизнь нелегкая штука. И за ошибки надо платить. Вот они и заплатили оба, отец и мать…
О том, что часть долга выпала и на его долю, ему на ум больше не приходило. Он тихонько засыпал в кресле, убаюкиваемый мерным голосом разговорившейся Евгеши, охваченной воспоминаниями, и ему казалось — впервые за весь этот ужасный день, — будто с него сняли непосильную тяжесть.
Надо жить, как говорит бабушка, и делать что полагается…
Снилась ему желтая глина.
Он шел через огромное мокрое поле, которому не было конца, с трудом вытаскивая ноги, проваливающиеся в вязкую густую массу.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
— Марико! Подожди!..
Это была Оля Макунина. Марико остановилась, стряхнула с воротника шубки след от снежка, которым ее угостил у выхода из школы вертлявый конопатый пацан, и ревниво оглядела тоненькую высокую фигурку Оли, спешившей к ней по протоптанной в снегу дорожке. Зазвенел звонок на вторую смену: буйная, гогочущая орава устремилась в подъезд.
— Ты… меня?
— Да, — сказала Оля. — Ты не против, если мы пойдем домой вместе?
— Нет. Почему же. Пойдем.
«Зачем я ей понадобилась?» — неприязненно подумала Марико. Макунина-младшая и раньше казалась ей чересчур гордой. О чем бы при ней ни зашла речь, непременно высмеет, да так язвительно, без улыбки, что от ее уничтожающего тона вообще пропадет охота разговаривать. Лучше уж помалкивать и не раскрывать рта, если не хочешь напороться на колкость. Она, конечно, умна, пропасть всего читала, но было в ней что-то нерасполагающее, высокомерное. В голосе, в манере себя вести и держаться — прямо, не сгибаясь, с вызовом приподняв подбородок. И если недавно добродушная Марико, у которой что на уме, то и на языке, не придавала этому значения, то теперь Олино присутствие стало ей неприятным. Правда, больше двух месяцев, кроме школы, они нигде не встречались.
— Почему ты меня избегаешь, Марико?
— Я? С чего ты взяла?
— Не надо. Я вижу, — в голосе Оли послышались тоскливые нотки.
Марико недоверчиво посмотрела на нее. Что еще приключилось? Лицо пасмурное, под глазами — тени. И говорит, как будто о чем-то просит. Совсем на нее не похоже.
— Плохо мне, — сказала Оля и поджала губы.
— А что произошло?
— Запуталась. Сама не пойму, чего хочу, не знаю, зачем все… школа, дом… Утром проснусь — одно и то же. Тошно…
Лучшего способа разжалобить Марико нельзя было придумать. Стоило кому угодно поплакаться ей в жилетку, как она тотчас забывала о собственных маленьких горестях, принимая самое заинтересованное участие в делах и заботах подруг.
— Не обращай внимания. Со мной тоже бывает. Я тогда начинаю стирать, стряпать, мыть полы… И легче становится. Забываешь…
— Сомневаюсь, — усмехнулась Оля. — Таким примитивным способом мне не поможешь.
— Кроме примитивного, никакого не могу посоветовать, где мне, — обиделась Марико. Положительно с этой Макуниной невозможно разговаривать по-человечески! — И вот что я тебе скажу: поменьше думай о себе, может, не будет примитивно и принесет тебе пользу!
— Зачем сердиться?
— Потому что ты эгоистка! — запальчиво ответила Марико. — Ничего не хочешь знать о людях, которые тебя окружают! Носишься со своей хандрой! Ты поинтересовалась, почему подрались Влахов и Ларионов?
— Я видела. Мало ли парни дерутся? Зачем выяснять?
— Вот именно. Для тебя важно только то, что касается тебя. Как раз касалось…
Марико прикусила язык. Дала себе слово молчать и вот не выдержала.
Оля остановилась.
— При чем тут я?
— Не знаю.
— Неправда.
— Отстань. Мне надо идти.
— Нет. Ты должна. Так не делают. Не нужно было начинать.
— Я не начинала. Ты сама подошла.
Оля отвернулась и стала ковырять носками сапожек смерзшийся снег.
— Я к тебе, потому что… потому… а ты… — Она не досказала и медленно пошла, опустив плечи.
— Постой! — окликнула ее Марико. — Ну, чего, в самом деле?!. Или набрасываешься на человека, или… Хорошо, скажу, — она взяла Олю под руку и примирительно добавила: — Но не выпускай когти.
— Что я с собой сделаю? — тихо сказала Оля, не глядя на нее. — Характер гадкий, сама вижу. А о причине драки догадывалась. По-моему, я нравлюсь Алексею.
— Опять не то, Оля, — входя в роль исцелительницы чужих сердечных ран, возразила Марико. — Ты отлично знала, что… нравилась ему (она подчеркнула эту прошедшую форму). Но раз уж я проболталась… Короче: тебя у Германа видела наша Тося.
— Да. Видела. Успела раззвонить?
— Она любит посплетничать. Я не поручусь, что в ее пересказе все верно, но… разговор был при Пете. Они с Алексеем повздорили тогда на вечере, и Петр ему все выложил.
— Могу себе представить, что он наговорил!
— На педсовете они не назвали твоего имени.
Оля потерла нос.
— И на том спасибо. Холод какой…
Под ногами повизгивал снег. Над городом висела туманная хмарь. Желтовато-серый дым из высокой трубы котельной витым столбом поднимался вверх, в блеклую остывшую пустоту. Сквозь жесткое, накрахмаленное морозом, подсиненное небо холодной плоской жестянкой просвечивало бессильное солнце.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: