Иван Шевцов - Семя грядущего. Среди долины ровныя… На краю света.

Сухой верхний слой земли сопротивлялся лопатам. У Поповина болела спина и ныли руки. Полуденное солнце обжигало обнаженное тело, рыхлое и жирное, расслабляло мысль. Думать совсем не хотелось, как и работать, - лучше бы лечь на траву под тополь и дремать, прикрыв глаза фуражкой. Но надо было работать, и думы не обрывались. Сегодня впервые вот так напрямую заговорили о войне, и Ефима Поповина разговор этот глубоко встревожил. Перед глазами всплывали кадры кинохроники, о которых напомнил Федин: горящая земля Абиссинии, рушащиеся стены многоэтажных домов Испании, в небе самолеты со свастикой и свист падающих бомб, на земле трупы женщин и детей. Стало как-то жутко. Лопата не очень послушно врезалась в сухую землю. Подумалось почему-то: не щель, не укрытие он роет, а могилу себе. Дзот - это братская могила, а щель - персональная. Мертвому все равно, какая могила. Это живым не безразлично, в каком доме жить. У Поповиных в Ростове свой домик, кирпичный, хороший домик и сад. В саду белый налив и крупная фиолетовая слива. Ах как хочется туда, в этот сад! Прямо под яблоней повесить гамак и спать целые сутки, не просыпаясь, не ждать каждую минуту, что тебя разбудит дежурный по заставе, не вышагивать ежедневно по десять - пятнадцать километров вдоль границы в дождь и слякоть, в зной и мороз. Как все ему здесь надоело: наряды и тревоги, зубрежка уставов, прыжки через "козла", турник и брусья, нравоучения сержанта и "придирки" старшины, ежедневные борщ и каша, каша и борщ, чистка винтовки и - опять наряды. Каждый день. Если сложить все расстояние, которое он прошел за два года службы, то можно было бы пешком сходить в Ростов и вернуться обратно. Впрочем, обратно лучше не возвращаться. И почему он такой невезучий, Ефим Поповин? Из всех его школьных друзей и знакомых он единственный попал в пограничные войска. А некоторым вообще удалось увильнуть от службы в армии.

Есть же люди, которым все это нравится: борщ и каша, дома-то небось и этого не ели, ежедневная служба и занятия, дома-то, наверно, не меньше уставали на работе. Ну а у Поповина характер совсем другой. Жизнь штука сложная, и не для всех одинаковы ее прелести: то, что одному кажется благом, для другого - сущая каторга. Вон Шаромпокатилов никогда не унывает, всегда всем доволен и весел. Ему просто все легко дается. На турнике он виртуоз, вроде циркового акробата, след посторонний отыщет не хуже собаки, замаскируется так, что сам черт не найдет, придет с занятий весь потный, вымоется до пояса прямо из ручья, возьмет гармошку и песни поет. Вот и сейчас у Шаромпокатилова только голова да плечи видны, а тут еле врылся в землю по колено. А он как-никак повыше будет. Может, грунт ему полегче достался? Оно всегда так - везучему и черт помогает.

От Поповина до Шаромпокатилова метров тридцать. Сделать бы перерыв, что ли, да пойти к нему поговорить.

- Эгей, Лешка! - кричит Поповин. - Давай передохнем! - И, бросив в щель лопату, идет к Шаромпокатилову. - Земля у тебя мягкая, а у меня - что камень.

- Это сверху сухая, дальше легче идет, - добродушно поясняет ефрейтор. - Ты что-то отстаешь, друг.

- С непривычки. Всегда с непривычки трудно, - оправдывается Поповин голосом, умильным до приторности, и спешит перевести разговор: - Ты насчет брода сказал. Когда с лейтенантом ходили, вчера, да? А почему нам ничего не говорят?

- А что говорить, не понимаю?

- Ну, про войну, о том, что будет война. Командиры должны нас предупредить заранее или не должны? Что, по-твоему, мы должны вот так и погибнуть почем зря, ничего не зная?

- О чем предупреждать? - искренне не понимает Шаромпокатилов.

- О том, что война будет.

- А кто ж об этом может знать?

- Вы-то ведь с Фединым знаете…

- Так это ж только предположения. А к нападению мы всегда должны быть готовы.

- А мы готовы? Вот эти ямки спасут нас?

- Если нет, тогда б зачем их рыть?

- А ты думаешь, Нина Платоновна уехала потому, что война может быть?

- Возможно. Кто ее знает. Могла просто в гости к родным уехать. Или рожать. Там все-таки врачи, акушерки, а на заставе даже повивальной бабки нет.

- А лейтенант наш, по-твоему, умный командир? Если война начнется, он не отдаст глупого приказа? - Голос Поповина звучит приглушенно, таинственно, с тревожными нотками.

- Что ты имеешь в виду?

- Разное. Например, полетят их самолеты, а он скомандует: "Вперед, за Родину!" Надо бежать. А на тебя сверху -бомбы, а внизу - танки. А? Не скомандует? Молодой, горячий…

Эти слова Алексей Шаромпокатилов вспомнил на следующий день. Бойцы были в пятом дзоте - в том, что в тылу заставы и не виден с сопредельной стороны. Впереди дзотов, в свежих, накануне оборудованных щелях, со связками ручных гранат - в одной Василий Ефремов, в другой Ефим Поповин. Застава заняла круговую оборону, пограничники засели у бойниц, изготовились для. стрельбы. Вот показался черный танк "противника", который смастерили Ефремов и Полторошапка. Неуклюжий, приземистый, он двигался медленно прямо на дзот, лениво поворачивая длинный ствол своей пушки то вправо, то влево. Макет танка толкали два бойца, а по сторонам его, пригнувшись, бежали политрук Мухтасипов и старшина Полторошапка, обозначавшие пехоту. Лейтенант Глебов находился в дзоте: он руководил занятиями. Сержант Колода подавал команды:

- Ручному пулемету и стрелкам - огонь по пехоте противника, идущей за танками! Снайперу Шаромпокатилову - огонь по смотровым щелям танка!..

Щелкали затворы: бойцы вели огонь по пехоте. Целился в смотровую щель Алексей Шаромпокатилов. Щель была довольно большой и заметной, попасть в нее снайперу не представляло особой сложности, и Шаромпокатилов весело и полушутя, не отрываясь от оптического прицела, доложил:

- Товарищ сержант, водитель танка убит: два прямых попадания.

- Смотровая щель закрыта толстым пуленепробиваемым стеклом, - как-то само собой сорвалось у Глебова. - И потом, учтите: танк все время качается, щель подвижна и попасть в нее трудно.

- Значит, выходит, противник неуязвим, - сказал Шаромпокатилов и, повернув голову от амбразуры, растерянно и вопросительно посмотрел на лейтенанта. Это чувство беспомощности перед бронированным врагом мгновенно передалось всем бойцам: они настороженно ждали ответа лейтенанта.

- Ничего не значит, - сказал Глебов. - У вас есть связка ручных гранат.

А тем временем танк уже подходил к линии гранатометчиков. Шел он ближе к Поповину, зеленая фуражка которого слишком заметно торчала над бруствером. Глебов обратил на это внимание бойцов:

- Поповин плохо маскируется. В настоящем бою он давно был бы убит.

Когда до танка оставалось метров двадцать, Поповин швырнул в него связку ручных гранат. Метил он, конечно, под гусеницы, но связка не долетела метров на пять. Танк продолжал теперь идти прямо на Поповина, у которого больше не было гранат. Поповин присел на дно щели. Танк прошел над его головой, громыхая и скрипя колесами.