Савелий Леонов - Молодость

От каменского секретаря партизаны узнали, что в их деревне лежит умирающий Клепиков, перевезенный кулаками из Коптянской дубравы. Главарь «левых» эсеров много дней не приходит в сознание, и доктор Цветаев наезжает из Орла, пытаясь вернуть его к жизни.

— Пришел махом, ушел прахом, — проворчал Чайник, затягиваясь горьким самосадом.

Вечером Настя, проверяя посты, встретила на лесной тропе Никиту Сахарова. Бывший сторож Витковского бродил неподалеку от усадьбы. Он был зол и дик, внезапно протрезвившись и окончательно сообразив, что значит обида и несправедливость…

Настя распорядилась вырыть другую землянку, по соседству с первой, чтобы устроить выросший отряд. Она разбила людей на два отделения. Командирами отделений назначила Тимофея и Романа Сидорова. Строгий воинский порядок вступал в свои права. Партизаны учились обращаться с винтовкой, револьвером, гранатой, неся по очереди дозорную службу.

Между тем с прибытием новых людей проникли в лагерь и те черные слухи, которые Марфа не замедлила распространить по всей Жердевке. В отряде Шептались о страшной, немыслимой гибели Степана.

Чутко улавливая малейший намек, связанный с именем любимого, Настя вдруг спустилась в землянку, где лежал Федор;Огрехов, и он увидел ее огромные — в тоске и необъятной тревоге — глаза.

— Ты слышал? Неужели… неужели это правда? — одним дыханием спросила она.

Федор сразу понял, к чему клонилась речь.

— Может брешут, — поспешно заговорил он, вставая. — Я и сам не верю…

— Постой, — Настя протянула руку, то ли защищаясь от беды, то ли призывая на помощь силы воли и разума. — Откуда эта весть?

— У Бритяка каратели болтали… Да разве можно верить недобитым гадам? Ведь соврал — значит украл! А им это сподручно… Вспомни, второй раз Степана хоронят Бритяки!

Настя опустилась в изнеможении на край постели. Она не слышала, как вошел Тимофей, готовый в путь. Старик сказал убежденно:

— Ежели мой сын погибнет, то за правое дело! За народ, от руки врага! Не бери, дочка, на сердце лишней тяжести… Пес лает — ветер носит!

И, бережно дотронувшись заскорузлыми ладонями до Настиной головы, привлек ее к себе и поцеловал золото нежных волос.

— Идем, родная! Люди ждут…

Когда Настя и Тимофей скрылись за дверью, Федор Огрехов внимательно прислушался к голосам на воле. Он знал, что сегодня для отряда начиналась боевая страда. За эти дни больной отоспался, раны стали заживать. Он быстро набирался сил, торопясь занять место в строю. Однако партизаны не рассчитывали пока на него.

Раздалась негромкая команда. Прошуршали, удаляясь, шаги. Отряд ушел на задание.

Федор Огрехов разыскал возле постели ботинки, оделся и, разминаясь, вылез из землянки. В лицо пахнуло лесной свежестью. Внизу, под дубами, стояла тишина, а в обнаженных вершинах, словно пробуя их крепость, шаркал порывистый ветер.

— Ночкой дыхнуть захотелось? — спросил из ельника Гранкин, оставленный для охраны партизанской стоянки и тоже болезненно переживавший домоседство.

— Пройдусь маленько… легче мне, — отозвался Огрехов.

Он задел ногой за что-то увесистое и, нагнувшись, поднял большой кол. Опираясь на него, пошел быстрее. Глаза, привыкая к темноте, различали извилистую тропинку в кустах пахучей жимолости, ветки которой еще трепетали, потревоженные недавними пешеходами.

За лесом Огрехов нагнал отряд.

Настя увидела приемного отца, но ничего ему не сказала. Только пошепталась о чем-то с Матреной.

Партизаны шли без всякого строя, вразброд, и Федор Огрехов невольно содрогнулся, вспоминая вышколенных белогвардейцев, с кем предстояло схватиться. Однако подавил в себе этот страх.

Приближался большак. Уже долетали голоса и скрип повозок. Партизаны свернули за Настей с овсяного жнивья на картофельное поле, где они были менее заметны для постороннего.

Шагах в ста от большака Настя приказала людям залечь. Она чувствовала, как сильно бьется ее сердце. Все ли продумано и рассчитано до конца? Не упущено ли чего?

Настя хотела перебросить отделение Тимофея на другую обочину дороги и по сигналу напасть на врага с двух сторон. Но при виде бесконечной вереницы подвод отказалась от первоначального плана.

Обгоняя обоз, по скользким колеям большака проскакала группа всадников.

— Господин есаул, второй Марковский наступает правее, — долетели слова одного из кавалеристов.

— Казаки, — прогудел Тимофей, повернувшись к Насте.

Настя лежала у ветвистой, одуряющей острым запахом полыни и молча смотрела вперед. Она думала о Степане… Чем нелепее был слух, тем сильней болела душа!

— Должно, хвост обоза, — заторопил Тимофей, провожая взглядом последнюю телегу.

Настя поднялась, и все побежали за ней по большаку, оступаясь в лужи и быстро сокращая расстояние до врага.

В обозе послышались встревоженные голоса. Будили спящих:

— Эгей, вставайте! Москали атакуют! Зовите поручика! Москали…

Настя, поравнявшись с телегой, выстрелила из браунинга. И кто-то шлепнулся в грязь. На подводе копошились просыпающиеся солдаты и офицеры, хватаясь за оружие… Но Тимофей, подскочив, рубил их с плеча топором, крякая громко и надсадно, как в лесу. К следующей повозке бросились несколько партизан во главе с Романом Сидоровым, и там завязалась рукопашная.

Перед Настей выросла серая фигура.

— Господа, за мной!

Настя пошатнулась, ослепленная вспышкой. Но в момент выстрела ее заслонил собой Никита Сахаров и тут же выронил из рук длинную оглоблю.

— Стой, Никита, не кланяйся баричу! — Алеха Нетудыхата замахнулся и страшным ударом лома будто вогнал серую фигуру врага в землю

В пылу стычки партизаны не сразу догадались, что их постигла неудача. На атакованных подводах не было оружия и боеприпасов, зато оказалось достаточное количество марковцев, которые сумели дать решительный отпор. Однако разгоряченные отрядники усиливали натиск, зарывались в глубину обоза. Разбуженная темнота наполнялась пальбой, криками и стонами дикого побоища.

Подоспев к месту схватки, Огрехов тотчас увидел всю несуразность атаки партизан. Он замялся, не понимая, что надо сделать? Как исправить ошибку Насти, выручить мужиков?

Вдруг с передней подводы сверкнули огненные брызги. И еще раньше того, как Огрехов услышал характерный стук пулемета, он сорвался и побежал. Он забыл о собственном недуге и мчался из последних сил, боясь потерять лишнюю секунду. Расстояние до цели представлялось ему бесконечным. Он спотыкался и один раз упал грудью на камень, но тут же почти рядом заработал пулемет. Огрехов застонал и хватил колом наводчика.

Наступила тишина. Огрехов нашел вожжи и, заворачивая лошадей, услышал голос Матрены.