Савелий Леонов - Молодость

— Орел! — американец поправил на носу дымчатые очки. — О, я знаю этот город… Разве, генерал, вы брали его?

И ухмыльнулся, довольный. Пояснил:

— Орел взяли мои агенты. Вы, генерал, только ввели туда войска.

— Не совсем так, — попытался было возразить Романовский, но Боуллт нетерпеливо стукнул кулаком по столу.

— Тринадцатого октября следовало уничтожить боевую силу красных! — закричал он, темнея от злости. — Тогда бы наши войска шли с музыкой до Москвы!

— Можно поправить дело, — сказал англичанин Хольман, вытирая платком с морщинистого лица испарину.

— Каким образом? — раздались голоса.

— Выдать солдатам и офицерам побольше виски. В таких обстоятельствах один воюет за трех.

Все засмеялись.

Хольман повернул разговор. Желая отомстить Боуллту, приписавшему заслуги взятия Орла собственным агентам, он рассказал, как во время недавнего наступления красных матросов на Царицын английские летчики бомбили и обстреливали советские войска. Кроме того, совершили два налета на базу республиканских гидропланов у Дубровки.

Делая вид, что рассказ мало интересен, Боуллт поднялся и вышел в тамбур.

Непроглядная ночь царапала по оконному стеклу сухой порошей. Боуллт открыл дверь и сквозь ветер услышал разговор двух солдат из охраны, стоящих на площадке товарного вагона.

— Который уж год в неволе, — доносился угрюмый, рассудительный бас, очевидно, пожилого и сильного человека. — У немцев терпужил до замиренья… Пленных там заместо лошадей в плуги запрягали. Потом домой шел, радовался: ведь ребята, поди, выросли… А тут опять война! До своей деревни не успел дойти — забрали.

— Илья Потапыч! Ничего у красных-то, служить можно? — участливо спросил второй солдат, чиркая спичкой о коробок.

Спичка вспыхнула, осветив молодое, изрытое оспой лицо с самокруткой в зубах и другое — бородатое.

— Служил — ничего. Ты, Жамкин, думаешь, офицеры правду о красных болтают? Наплюй им в глаза! Там, слышь, господ нету, командиры там из народа. А мне уж, значит, не потрафило… При отступлении на Мармыжи белые перехватили. Хотели расстрелять: «Эта, — говорят, — борода небось заражена большевизмом!» Потом угнали к морю…

Спичка погасла, но раскуренная на ветру самокрутка, искрясь, освещала в темноте то грубый рукав солдатской шинели, то шапку.

— У моря бедовали: голоду-холоду хлебнули вдосталь! А тут полковник интендантской службы меня взял к себе — домашнюю работу справлять заместо дворника. Вор первостатейный, полковник-то! Главную долю выгруженного с кораблей обмундирования на рынок спускал, остальное — на фронт. По улицам каждый горожанин стал в английском френче или в американской фуфайке щеголять. Потом интенданта угнали куда-то, а мне вот эту «свечу» в руки, — указал он на винтовку.

Боуллт притаился. Он вспомнил толпы пленных в Новороссийске, оборванных и голодных. Пленные бродили по базару, спали тут же на площади, под надзором стражников. В белогвардейской прессе Боуллт видел среди объявлений о продаже поросят, битой птицы и мануфактуры предложения необычайного товара:

«Военнопленные имеются в большом количестве. Требования адресовать в военный отдел правительства…»

Но Боуллт недоумевал, каким образом этот красный очутился в деникинской армии? Можно ли надеяться на такую охрану?

Солдаты опять заговорили.

— Ты, Жамкин, из Твери? Как же к белым-то попал? — спрашивал Илья Потапыч напарника.

— Из «Легиона чести»…

— Ась?

— Да, видишь, при царе мы были посланы во Францию и воевали там с немцами до революции. Гляжу, начали из экспедиционного корпуса людей набирать «для отправки на родину». Записался. А пока суть да дело — нас, голубчиков, обмундировали и вооружили. «Вы, — объясняют нам, — должны навести порядок на своей земле…» Привезли, значит, в Новороссийск—и на фронт. Возле реки Маныч ребята из «Легиона чести» давай к большевикам перебегать… Генерал Покровский с кубанскими казаками залучил остатки братавшихся легионеров, загнал в клуни и сжег живыми.

— А как же ты, Жамкин, уцелел?

— Картечью был ранен в начале боя. Может, у красных бы давно служил, а может, испепелился…

Боуллт придвинулся к самой двери, чтобы лучше слышать. Но солдаты заметили его и умолкли. В эту минуту дотошный американец ощутил на себе их ненавидящие взгляды.

«Дикари!» — Боуллт злобно хлопнул дверью.

Он вернулся в салон-вагон, но мысли о подслушанном разговоре не оставляли его.

— Далеко еще до Орла? — спросил Хольман, посасывая мундштук трубки.

— Часов семь пути, ваше превосходительство, — ответил Романовский.

Поезд, замедлив ход, двигался по, гулкому мосту. Белогвардейский журналист Виллиам сказал:

— Господа! В этих местах Орловщины летом прошлого года эсер Клепиков поднимал восстание против Советов. Мне подробно рассказывала об этом Софья Нарциссовна Гагарина, муж которой руководил операциями повстанцев. И представьте: в отместку за это беднота заняла гагаринское имение под коммуну.

Хольман оторвал от мундштука трубки сморщенные губы.

— Коммуна? Большевистский эксперимент, не так ли?

— Так точно, ваше превосходительство, — согласился Романовский и, подрагивая бровью, добавил: — Но в настоящий момент, когда здесь прошли наши доблестные марковцы, от коммунистов остались разве только веревки—для счастья…

Все поняли генерала и засмеялись.

В этот момент салон-вагон, плавно катившийся по рельсам, со страшной силой дернуло назад, затем вперед…. Попадали на пол люди, загремела посуда. Погас свет. Оглушительно треснули сцепления разорванного на части состава, и запоздалым эхом донесся тяжелый грохот хвостовых пульманов.

Офицеры и журналисты панически метались в темноте накренившегося над пропастью салон-вагона; сбивая друг друга, искали выход. Боуллтвспомнил, наконец, о своем карманном электрическом фонаре, включил его и выбежал в тамбур. Осветив мост, он увидел сломанный парапет и бесформенные груды раскиданного товарника.

Откуда-то сбоку долетела с ветром русская речь, ударил дружный залп, и пулемет размеренно-четкой очередью прошил стены классных вагонов.

— Охрана! — захрипел в негодовании Боуллт. — Где охрана, черт возьми? Там бандиты…

И луч фонаря выхватил из непроглядного мрака фигуры двух солдат. Это были те самые охранники, разговор которых янки недавно подслушал. Они стояли возле уткнувшейся в шпалы товарной платформы, хмуро и враждебно косясь на желтый кружок света в тамбуре.

— Там бандиты! Стреляйте! — приказал Боуллт и, чувствуя полное бессилие перед этими чуждыми и опасными людьми, выпалил в них из пистолета.

Молодой солдат охнул, повалился грудью на площадку. А бородач вскинул винтовку и дал ответный выстрел.