Савелий Леонов - Молодость

И он ушел, не сказав ни слова о Степане и его семье. Аринка всю ночь вздрагивала при каждом новом звуке. Она отлично знала брата, знала, что он пойдет на все, лишь бы погубить своего врага. Не попадая зуб на зуб от внутреннего холода, Аринка стояла на улице и прислушивалась к начавшемуся переполоху. Как и Настя, она не спала до утра…

Но утром, когда стали известны подробности ночного происшествия, Аринка снова закручинилась. Настя с детьми переехала в гагаринское имение и там, говорят, начала управлять всеми делами. Степан каждый день приезжал туда из города на рысаке. Жизнь пошла мимо, не замечая лютой Аринкиной тоски.

Однажды к Бритяку приволокся Вася Пятиалтынный. Поболтал с Афанасием Емельянычем о том, о сем, покрякал, жалуясь на одинокую жизнь. А уходя, шепнул встретившейся в сенях Аринке:

— Сват ко мне заехал… Ошибся, не в те ворота попал. Зайди, племянница, ежели не хочешь жениха упустить.

— Дальний? — спросила Аринка.

— Язык у него будто мельница, да все попусту вертится. Ничего толком не сказал. Хитрый. Велел тебя кликать.

Дождавшись вечера, Аринка отправилась к Пятиалтынному. За столом сидел бедно одетый старичок, шмыгая острым носом и озираясь какими-то молодыми настырными глазами. Увидев Аринку, входившую из сеней, он подмигнул ей и сказал хозяину:

— Погляди родной, не меняется ли погода?

— Ночь на дворе — вот и вся перемена, — проворчал Пятиалтынный, нехотя поднимаясь, — спать пора.

— Время одно, да люди разные… Кому — сон, кому надобно из дома вон!

Оставшись наедине с Аринкой, старичок захохотал.

— Кожухов… — удивилась Аринка. — Черт ряженый! Зачем тебя принесло?

— По твою душу!

Кожухов заглянул в окно, подбежал и прикрыл поплотнее дверь. Остроносое лицо его сделалось серьезным. Откинув полу зипуна, достал из кармана штанов большую пачку денег, перевязанную шпагатом, сунул ей в руки.

— Это для кого? — спросила Аринка.

— Передай Клепикову. Ты посещаешь тюрьму, как условлено?

— Была два раза.

— Добейся свидания с ним и скажи ему, что скоро предстоит встреча с друзьями. Ну, повтори!

— Скоро предстоит встреча с друзьями.

— Так. И поплачь для приличия, словно твое горе шире моря.

— Опять суд назначили?

— Похоже на то.

— И Гагарина будут судить вместе с Клепиковым?

— Как жили, так и придется доживать. Одной веревочкой связаны.

Аринка догадалась, что Кожухов прибыл к Васе Пятиалтынному по совету Ефима. Значит, брат находится в безопасном месте. Вероятнее всего, он укрылся у тех могущественных людей, которые до сих пор затягивают разбор дела Клепикова.

Сердце дрогнуло от радости, а мысли вернулись к Степану, и стала крепнуть Аринкина заветная мечта.

На другой день Аринка приехала в город. Она прошла возле окон уездного исполкома и слегка задержалась у парадного, надеясь хоть мельком увидеть Степана. Однако по лестнице сбегали и поднимались незнакомые люди, холодно и отчужденно поглядывая на закутанную в шаль девушку.

Между тем Степан сидел во втором этаже исполкома и принимал важного посетителя. К нему зашел грузный человек, только что выбравшийся из орловского поезда, — губернский юрист. Положив огромный, с бесчисленными застежками и ремнями портфель на стол, посетитель снял с облысевшей, увитой синими жилками, клинообразной головы каракулевую шапку-пирожок. Разлепил тонкие губы и выразил в чрезвычайно многословных и умных фразах свое удовольствие по случаю данного знакомства.

Потом обстоятельно изложил цель приезда. Как и опасался Степан, некие губернские органы весьма заинтересовались делом Клепикова, объединив его с делом Гагарина, и нашли необходимым перевести обоих преступников из уездной тюрьмы в губернскую.

— Их будет судить орловский военно-революционный трибунал, — заключил юрист.

Степан улыбнулся, скрывая внутреннее раздражение.

— В добрый час. Очевидно, вы не доверяете нам судить этих двух подлецов, которых следовало бы давно расстрелять в ближайшем овраге.

Губернский юрист изобразил на своем лице подобие снисходительной улыбки. Он принял слова Степана за шутку. Это был застарелый законник, чванливый и высокомерный. Впрочем, его миссия заключалась не в том, чтобы обсуждать с товарищем Жердевым вопрос, уже решенный вышестоящими организациями.

Он откланялся, взял портфель и вышел.

Оставшись один, Степан долго ходил по кабинету негодуя. Он ругал губернского юриста и всех умных болтунов, которые торопились примазаться к успехам революции и которые поспешат отречься от нее при первых трудностях или неудаче.

— Постой, что за фамилия? Енушкевич… Не думает ли он отличиться на большом-то процессе? Полезть в гору? Плешивая башка…

— Да ты, молодуха, никак проснулась? — сказала Матрена, входя в комнату Насти и увидав ее уже одетой, хотя на запушенных морозом окнах едва обозначилась легкая просинь света. — Знать, одолела тебя хозяйственная заботушка. Только не бери, милая, рывком — скоро упаришься! Живи по старому обычаю: день хлопочи, ночь спи на печи.

Накрывая стол белой скатертью, Настя с улыбкой взглянула на солдатку.

— День для меня короток, тетка Матрена. Вот я его и надставляю то с одного, то с другого конца. Получается жизнь из лоскутков, а мне и такая по душе.

В голосе Насти почувствовались нотки сдерживаемой радости и молодого задора. Все существо ее было переполнено счастьем, еще неведомым доселе, которого она не могла скрыть и за которое почему-то боялась. Словно за этим счастьем могли в любую минуту прийти, как за случайной находкой, отнять, выкрасть ночью.

«Птичка гнездо вьет — милого ждет», — думала Матрена, с невольной завистью оглядывая прибранную комнату, где за пунцовой занавеской спали дети.

И ей стало больно оттого, что она всю жизнь завидовала чужому счастью. Муж у нее был человек бедный, работал по найму. Дома видели его редко. А потом началась война, и Матрена, оставшись с детишками, не услышала о нем больше ни звука.

Никто не знает, чего стоила солдатке эта потеря. Но окончательно сломило Матрену предательство Федора Огрехова. С именем этого рыжебородого вдовца связывалась последняя солдаткина надежда.

В коммуне Матрена еще ближе сошлась с Настей, чьей дружбой она очень дорожила. Женщины почти не расставались ни дома, ни на работе; у них было много общих дум, много хлопот с детворой и по хозяйству. Посоветовавшись со Степаном, Матрена забрала к себе огреховских ребят, вместе с Настей обшивала и обмывала их, кормила и ухаживала за ними, и маленькие белоголовые Варька, Санька и Полька скоро избавились от прежней диковатости.

— Куда собралась спозаранку? — спросила Настя, оглядев приятельницу, закутанную по-дорожному в овчинный тулупчик и шерстяную шаль.