Вениамин Лебедев - По земле ходить не просто

Под утро двадцатого ноября Николая разбудил в землянке пришедший из штаба старший лейтенант и вручил пакет. Полковник приказывал батарее к десяти часам прибыть к домику лесника в районе деревни Аксаково.

То, что приказ принес старший лейтенант, заставило Николая насторожиться.

— Сожгите приказ и проводите меня немного, — сказал старший лейтенант.

Ясно было, что самое главное командир передал на словах, а старший лейтенант не желает говорить об этом в землянке, где отдыхают свободные от дежурства расчеты орудий.

Было хмурое утро. Поблекшая и закоченевшая трава хрустела под ногами.

— Вы понимаете, что означает этот приказ? — спросил лейтенант, когда они отошли от землянки.

— Нас оставляют прикрыть отход полка?

— Правильно. Мы отступаем… и с риском… Если противник догадается об этом, то неизбежно сядет нам на плечи. Наш участок вытянут в сторону немцев. Он пока не дает нам ничего, кроме лишних потерь. Есть данные, что немцы готовятся отрезать… Поэтому вам приказано удержать две дороги до девяти часов утра.

Старший лейтенант как будто ничего особенного не сказал, но Николаю было ясно: командование решило пожертвовать тремя орудиями, чтобы прикрыть отход.

«Похоже, что подошли последние часы… — подумал Николай. — Выходит, конец батарее. А может, отделаемся легким испугом?» — тут же мелькнула оптимистическая мысль. Было страшно, но, привыкнув сдерживать себя, он ничем не выдал свои чувства.

— Пехота уже снимается с места, — продолжал старший лейтенант. — Так что сами понимаете… Полковник надеется на вашу батарею. Он очень высокого мнения о ней…

Николаю, может быть, было бы легче, если бы он не знал, что батарея оставлена одна, если бы сразу начался бой. Бывало ведь, что оказывались в положении и похуже, но выходили. А сейчас он не имел права сдвинуться с места. За это время противник может, если не полезет в лоб, обойти фланги. Тогда уж все…

Распростившись со старшим лейтенантом, Николай, не заходя в землянку, торопливо направился к орудиям, которые стояли в кустарнике между автострадой и Смоленской дорогой. Здесь эти две магистрали сближались на сто — двести метров.

— Товарищ лейтенант, пехота уходит, — доложил ему младший сержант Клинцов, оставленный старшим у орудия.

— Знаю, — коротко ответил Николай и отдал приказ: — Поднять всех отдыхающих. Землянку очистить. Шоферам быть готовым к движению в любую минуту, но машины не заводить. От каждого расчета выслать по два человека дозорных.

В батарее все пришло в движение. В шесть часов утра мимо нее прошли последние пехотинцы.

Николай напряженно прислушивался к тому, что происходит на фронте.

Казалось, пока все тихо. Только одна батарея немцев вела методический огонь. Через каждые три минуты вдали, как удар по пустой бочке, раздавался залп, затем на несколько секунд наступала тишина, потом слышалось шуршание снарядов и взрывы.

Время тянулось убийственно медленно. От дозорных не поступало никаких сигналов.

Николай никому не сказал о положении батареи, но все уже понимали, что оставлены одни. Те, кто находился у орудий, молчали. Стоило Николаю посмотреть внимательно куда-нибудь, и головы всех поворачивались туда же. Иногда Николай садился на лафет—все садились. Как хотелось сейчас увидеть, что делают немцы!

«Скорее бы… Скорее», — думал Николай. Но он и сам не мал, чего хотел: то ли чтобы скорее прошло время, то ли чтобы дозорные сообщили что-нибудь определенное о противнике.

Светать начало в восьмом часу. Далеко впереди раздались выстрелы. «Кажется, начинается», — подумал Николай.

Через полчаса прибежал один из дозорных:

— Товарищ лейтенант, впереди все тихо. Младший сержант Клинцов приказал вам доложить, что немцы пока не знают об отходе нашей пехоты. Сам младший сержант дошел почти до самых немцев и стреляет. Создаёт видимость, что тут в окопах все на месте. Их там двое…

— Молодец Клинцов, — одобрил Николай, а сам подумал: «Неужели вырвемся?»

Клинцов его удивил еще раз. Совсем недавно он доставил Николаю немало хлопот.

В батарею Клинцов прибыл с новым пополнением во время боев под Ельней. То ли на второй, то ли на третий день после этого Николаю в ходе — сражения пришлось сменить наблюдательный пункт. Он уже приказал телефонистам свернуть их хозяйство, но в самый последний момент его позвал к аппарату Андрей, находившийся на огневой как старший на батарее.

— Что у тебя там? — спросил Николай, недовольный тем, что приходится задерживаться в разгар боя.

— Поздравляю… Можешь радоваться: у нас чепе. Один сбежал, — ответил Андрей сердито.

— Что? Что ты там мелешь?

— Один дезертировал, — заорал в ответ Андрей. — Удрал. Понятно? Или еще разъяснять?

Николай не смог сразу даже найти слова, чтобы обругать Андрея за ротозейство.

Это было неслыханно. Дезертирство из батареи! Что бы сказал об этом капитан Гусев, если бы был жив?

— Далеко не уйдет. Разыщите!

Дезертира на другой день привел старшина Казаков. Его нашли километрах в пятнадцати в тылу. На душе у Николая было грязно: придется отдавать негодяя под суд военного трибунала. Он был из нового пополнения, которого Николай даже не видел.

На огневой позиции он приказал привести к себе дезертира, сидевшего тут же в шалаше под охраной. Николай был уверен, что увидит закоренелого злодея. Но перед ним предстал человек лет сорока с жидкой бородкой и испуганными глазами. Гимнастерка сидела на нем как на огородном чучеле, а брюки висели как на палке. Человек плакал навзрыд.

— Как вы смели бросить свое место в бою? Вы бросили товарищей, изменили родине, опозорили свою семью, — набросился Николай на Клинцова, а сам не знал как поступить с ним. Отдавать под суд уже не хотелось: может, удастся исправить человека? — Освободите его из-под стражи и направьте в расчет. На первый раз простим. Но, — предупредил он строго, — чтобы этого больше не было.

Андрей одобрительно кивнул головой.

— У него пятеро детей, — сказал он потом. — Такие не бывают подлецами. Испугался человек… Дома, кроме тележного скрипа, ничего не слыхал, а тут… Давай его мне под мою ответственность.

— А ты уверен, что он больше не сбежит?

— Голову даю на отсечение.

— Смотри. Без головы не останься.

Клинцов за эти месяцы стал настоящим толковым солдатом. Проявил и храбрость и инициативу. Ему даже присвоили звание младшего сержанта.

А Николай за случай дезертирства получил хороший нагоняй от комиссара полка, а от полковника схватил еще, кроме головомойки, выговор за плохую воспитательную работу.

Время приближалось уже к девяти. Видимо, на этот раз счастье улыбнулось батарейцам: немцы не появлялись.