Лев Правдин - Ответственность

— Вылазь, говорю, старая!..

Неизвестно от чего, от смеха или от надоевшей конвойной ругани, старуха, наконец, немного осмелела. Ухватившись нетвердой рукой за край двери, она старалась ногой нашарить перекладинку лестницы, отчего юбка ее задралась, обнажив распухший узел колена и худую желтую ногу, вздрагивающую от напряжения.

В колонне потухли смешки. Кто-то крикнул неуверенно:

— Помог бы человеку, герой!

Но конвойные все еще посмеивались, теперь уже над своим незадачливым товарищем, а один из них для порядка проговорил:

— Разговорчики. Прекратить!

— Я ей помогу, я зараз, я зараз, — приговаривал щекастый и начал сдергивать старуху, еще более распаляясь от того, что она не поддается, и что он, молодой и сильный, не может с ней сладить. Смех товарищей окончательно добил его, и он совсем зашелся.

— Подержите-ка, — проговорила Таисия Никитична и, сунув свой чемодан кому-то из соседок, выбежала из строя.

Около вагона она с разбегу оттолкнула щекастого так, что он с трудом удержался на ногах. Подхватив старуху, Таисия Никитична легко ее сняла и хотела поставить на землю, но та уже не могла стоять.

Тут подскочил щекастый, еще более разозленный и весь взъерошенный, хотел закричать, но от злобы у него получилось что-то совсем уж непохожее ни на какие человеческие слова.

Не обращая на него внимания, Таисия Никитична крикнула:

— Помогите же кто-нибудь!

— Посажу! Нарушение!.. — наконец удалось выкрикнуть щекастому.

Тогда Таисия Никитична сказала ему спокойно и твердо, по-командирски:

— Смирно!

Она и сама не знала, как это у нее вырвалось, уж очень отвратителен показался ей этот солдат, развращенный убеждением, будто все эти люди, без исключения, враги и их следует ненавидеть. И он их ревностно ненавидел и потому очень боялся.

— На фронте бы я знала, что с вами делать, — все с той же начальственной спокойной строгостью продолжала Таисия Никитична, поддерживая вконец обессилевшую старуху.

Дрогнула конвойная нахальная душа. На какое-то мгновение остекленели от служебного рвения глаза и по телу пробежала дрожь, какая бывает, если надо вытянуться по стойке смирно. Но он тут же пришел в себя и гаркнул:

— А ну, давай на место! Разговаривать тут!..

Из колонны выбежала Тюня и помогла поднять старуху.

— Ты, Сидорчук, рапорт напиши, — подал голос один из конвойных, все еще продолжая улыбаться.

— И напишу!

— Ты их не поваживай. А мы подтвердим.

— Что вы подтвердите? — спросила Таисия Никитична.

А Тюня предостерегающе одергивала:

— Ох, да не разговаривайте вы с ними. Все равно ничего не докажете, а себе хуже сделаете…

— Отставить разговорчики! — крикнул конвоир и пояснил: — Посидят в кондее, остынут.

Щекастый орал:

— Фамилие у вас какое? Видали мы таких фронтовичек…

Таисия Никитична понимала, что все ее слова ни к чему, но она еще не научилась покорно сносить несправедливость, тем более порожденную только одной тупостью.

— Молчите, — снова прошептала Тюня. И, чтобы не дать Таисии Никитичне говорить, спасая ее от последствий, она дерзко ответила:

— Только таких ты и видел, вояка против баб. — Обернув к щекастому свое дерзкое смеющееся лицо, она оскалила зубы: — гав! гав!..

— Фамилие как, спрашиваю! — надрывался щекастый.

— Посмотри в формуляре, там все мои фамилии. Выбирай любую.

Старуха прошептала, поглаживая Тюнино плечо:

— Ох, да не вяжись ты, не вяжись. Известно солдат — оловянна пуговица. Чего он смыслит? Пес, право, пес…

Только для того, чтобы успокоить Сеню, пришлось выдумать, будто в училище все напутали с хлебными карточками, но стоило Асе прийти и все рассказать, как ей сразу все выдали. Вот они, эти карточки! Ася даже вынула их из кармана и победно подняла над головой. Но сейчас же убрала, не давая Сене рассмотреть их, так как эти карточки были совсем не студенческие.

В училище Ася и в самом деле заходила и поэтому все так правдиво рассказала, что невозможно было бы не поверить. Она даже показала, как старушка-уборщица дремлет в просторном коридоре, поставив ноги в разбитых валенках на перекладину табуретки. Как это она ухитряется в таких условиях спать: баяны, рояль, какие-то трубы и голоса по всей гамме, как по горке, сверху вниз и обратно — из каждой двери свой звук. А она дремлет — уму непостижимо!

Но едва Ася, шлепая резиновыми ботами, двинулась по коридору, как старушка мгновенно проснулась. Потом она, зевая, выслушала Асю и, зевая же, все ей объяснила:

— По этому вопросу тебе, девонька, в отдел кадров надо, к самой Угаровой. Она тут по карточкам главная. К самой тебе надо, она тебе все твои вопросы объяснит.

— Узнав, где занимается эта «сама» Угарова, Ася отправилась на поиски. Она снова попала в коридор, уже в другой, такой маленький и тихий, что было даже слышно чье-то тяжкое дыхание. Ася замерла на пороге и прислушалась: кто это так? Но коридор был пуст.

Может быть, вот за этой дверью, слева? По-видимому, там происходило что-то опасное и секретное, потому что на двери висела дощечка: «Вход посторонним лицам строго воспрещен». А рядом с дверью в толстенной стене было пробито окошко. Ася подумала, что это похоже на амбразуру, какие раньше устраивались в крепостных стенах. Того и гляди, отсюда грянет выстрел и, окутанное дымом, вылетит чугунное ядро. Но в самом деле амбразура эта оказалась мирная. К ней даже была пристроена полочка, как у скворечника. Ася подумала, что здесь уместна была бы угрожающая надпись: «Посторонним птицам влет воспрещен». Но табличка здесь тоже была вполне мирная: просто «Отдел кадров» — и все.

Заглянув в «амбразуру», она увидела в глубине ее легкую и тоже вполне мирную фанерную дверцу. Именно оттуда и раздавалось тяжкое дыхание, поразившее Асю. Она просунула в «амбразуру» руку и, с трудом дотянувшись до дверки, осторожно постучала. Дыхание затихло, но зато послышался такой трудный вздох, что Ася поспешила убрать руку. Вот как потревожила человека. Лучше уж подождать тут, у стеночки.

Но в это время распахнулась фанерная дверка. За окошком возникло большое лицо, по которому катился пот, застревая в черных монгольских усах. Но, несмотря на усы, Ася сразу поняла, что там сидит тетка, громоздкая и усталая.

— Ну, чего? — спросила она.

Ася, проглотив набежавшую слюну, изложила свое дело.

— Емельянов у нас не числится. Исключен, — последовал ответ, тяжкий, как ядро, окутанное дымом.

— Можно узнать, за что? — спросила Ася.

Усатая тетка не успела ответить. Слабо, по-мышиному пискнул телефон, она насторожилась, как кошка, и хищным движением сцапала трубку.

— Ну, кадры! — закричала она в трубку. — Ну, Угарова слушает. Ну, чего тебе? Ты мне шарики не крути, понимаешь!..