Тахави Ахтанов - Избранное в двух томах. Том первый

— Ну, Какибай, запевай. Пришли послушать твои песни, — продолжал Мурат.

— Послушать и вспомнить об Алма-Ате, о казахских степях, о Верненской крепости, где формировалась наша дивизия.

— Очень рады, товарищ командир полка. Чтобы себя раззадорить и друзей разгорячить, начну-ка я с «Жамбас сипар», — проговорил Какибай и любовно, словно младенца, погладил домбру.

Он запел сильным приятным голосом. Пел долго, пока не устал, потом попросил:

— Теперь пусть Раушан споет. Без девичьего пения домбра — сирота.

Раушан стала отказываться:

— Не могу сегодня... Голова раскалывается от боли.

— Зачем грустить, Раушан? Спой. И душа твоя встрепенется. Да и нас подбодришь, — попросил Мурат.

Раушан, покраснев, с улыбкой глянула на Кулянду. Кулянда зашептала: «Спой, ну же, спой». Но взгляд Раушан, хоть она и улыбнулась, не потеплел. Казалось, она с усилием выжимала улыбку.

Обратившись к Какибаю, она попросила:

— Играй.

Могучая сила песни сразу покорила Ержана. Снова воскресло его далекое детство, когда, бывало, в ауле на народных гуляньях он до самозабвения упивался песнями, забыв обо всем на свете. Раушан вернула ему это блаженство. Она преобразилась на его глазах. После того, что случилось, Раушан не влекла его больше и вызывала только презрение. И вдруг сейчас открылось ему ее исстрадавшееся сердце.

Когда Раушан закончила песню, никто не шелохнулся, боясь вспугнуть видения далекой родины.

Раушан почувствовала, что на ресницах дрожат слезы, но смахнуть их постеснялась. Легким движением она повернулась к рослому Какибаю!

— Сыграй «Майру»,

Раздольная, широкая песня всколыхнула и зажгла притихших было солдат. Глаза Раушан блестели. Уже ничего приниженного, ничего горького не оставалось в ней. Она пела, с вызовом и насмешкой поглядывая на солдат:

Когда Раушан умолкла и стих гул одобрений, Картбай провел рукой по редким усам и проговорил:

— Ты подарила нам незабываемые минуты, дорогая. Слушать тебя — отрада. Светлый луч радости проник в наши души вместе с твоей песней. Пусть этот луч всегда освещает твою жизнь!

Мурат верхом отправился в штаб, пустив коня неторопливой рысцой. Песни Раушан взволновали его. Из нее выйдет хорошая артистка. Он слышал, что во втором эшелоне штаба армии организуется ансамбль песни и пляски. Может, Раушан следует направить туда? Это было бы правильно, но с ее отъездом полк осиротеет. Солдаты привыкли к ней: одним она напоминает жену, другим — невесту.

Ведь и он, слушая Раушан, вспомнил Айшу.

Да... да. Эти глаза, на которых появились слезы, когда она допела первую песню. Ее понурая фигурка в ту минуту... Как удивительно похожи страдающие казахские женщины...

Как она там живет, его Айша?

Осень и зима в Алма-Ате слились незаметно. В начале ноября выпал обильный снег, смешиваясь с дождем, образовал вязкую грязь, но в середине месяца прижали морозы, и земля застыла. Улицы покрылись синеватой коркой льда. Начавшие было подтаивать сугробы тоже обледенели. Город, лишившись своего зеленого наряда, выглядел обнаженным.

Жизнь города изменилась. Менялись и люди. Два-три месяца назад из Москвы стали прибывать эшелоны эвакуированных. Москвичи выделялись внешним обликом, речью, необыкновенной подвижностью, — все они куда-то торопились, бежали. Среди них подростки и девушки узнавали знаменитых киноактеров, но и они вскоре прискучили и выглядели, как самые обыкновенные люди.

В клубах и школах открывались военные госпитали, привезли раненых. Кровавый запах войны донесся до мирного города, отстоявшего за несколько тысяч километров от фронта. На улице все чаще стали появляться раненые, инвалиды с костылями.

Городские жители, теснясь, уступили эвакуированным часть своего жилья. В небольших вузах города разместилось несколько эвакуированных больших институтов. На станцию стало прибывать оборудование заводов.

Менялся народ, менялся и ритм жизни. Все дела, совершавшиеся раньше медленно и спокойно, словно пустились вскачь. Уплотнился рабочий день. Большей частью безмятежно сидевшие в кабинетах начальники теперь постоянно находились в напряжении. Рабочие зачастую стояли по две смены, работали и в воскресные дни. Пришлось затянуть потуже ремни.

...Айша вышла из школы, расположенной в нижней части города, и пешком пошла вверх по улице. Дом ее находился далеко, у Головного арыка. Ей нужно было зайти на базар и в магазины. Вчера Кудайберген ее предупредил: «Все исчезает. Нет даже курева, остались лишь папиросы в шесть рублей двадцать копеек коробка... Пора делать запасы».

Из гастронома, где купила плитку дорогого шоколада, Айша пошла на базар. Купила два килограмма яблок. Яблоки тоже вздорожали.

Мужчины-учителя ушли на фронт, и Айша преподает в школе по восемь-десять часов ежедневно. Она не имеет преподавательского опыта, и ей трудно. А работы так много! Через день она посещала госпиталь, ухаживала за ранеными. Привыкла к ним и их страданиям. Пропуская какое-либо дежурство, она по-настоящему тревожилась. Когда прибывали новые партии раненых, она расспрашивала их.

— Не встречали вы на фронте кого-нибудь из Алма-Аты?

Вчера привезли бойца из дивизии Парфенова.

— Не знаете ли вы капитана Арыстанова Мурата? — спросила она, и сердце ее дрогнуло.

— Почему не знать?.. Хорошо знаю. Это наш командир. Наш батальон в дивизии самый крепкий. Потому что у нас командир хороший. Да и бойцы тоже не из последних, — солдат посмотрел на зардевшееся лицо Айши: — Ваш муж, что ли?

— Нет, не муж, — твердо сказала Айша, сильно волнуясь. — Просто так, знакомый... — А сама подумала, что не расстанется с раненым, пока не выведает у него все о любимом человеке.

Была причина, заставившая Айшу пойти по магазинам. В полдень, в обеденный перерыв, у школы она повстречала Шернияза, сына Мурата. Мальчик в этом году пошел в первый класс.

— Айша-апай, здравствуйте! — приветствовал он учительницу. Айша круто повернулась:

— Ой, Шернияз, ты ли это? Как ты вырос!

Шернияз был похож на отца. Слегка выдающиеся скулы, бледно-матовый цвет лица, нос с едва заметной горбинкой и широковатыми ноздрями, характерный изгиб бровей и даже привычка, сверкнув глазом, неуловимо усмехнуться — все это напоминало Мурата.

У Айши потеплело в груди.

— Идешь с занятий?

— Да! Пойду поиграю во дворе.

— А почему не идешь домой? Ведь мама, наверное, ждет.

Айша заметила, что Шернияз одет бедновато. Мать не смогла справить ему обновы к началу учебного года. Порядочно износившаяся одежда была тесновата мальчику. На рукавах пальто виднелись аккуратно наложенные заплаты, рукава были удлинены двумя вставками из однотонного материала. Следы нужды давали о себе знать, как бы заботливо ни прятали их материнские руки.