Анатолий Рыбин - Трудная позиция

— Ну?! — удивился Забелин. — Так вы-то виделись с ним?

— В том-то и дело, что не виделся, — ответил Вашенцев. — Командир батареи с ним встречался.

— Интересно, и что же он рассказывает?

— Да он во всем винит отца. От него якобы и все неприятности с сыном.

— Странно.

— Очень странно, товарищ генерал. Но вы же знаете, Крупенину трудно верить. Я даже подозреваю: не он ли подогрел человека поскорей уехать.

— А зачем ему это нужно?

— Все затем же, товарищ генерал, чтобы избежать разговоров, скрыть истину.

— Так вы разберитесь. Где он, кстати, Крупенин? Почему его нет в батарее?

Вашенцев вытянулся, прижал к бедрам ладони, как при строевой стойке, и, понизив голос, чтобы не слышали курсанты, доложил:

— Отпустил я его, товарищ генерал, с другом каким-то повидаться. Здесь недалеко. К понедельнику вернется.

Когда Забелин пришел в управление, городок уже плотно окутали вечерние сумерки, всюду, на улице и в помещениях, загорелись электрические огни. Он мог бы отправиться прямо домой, но подполковник Аганесян ждал его с документами последней почты.

Аганесян заметно нервничал. Он встретил Забелина в коридоре и тут же доложил, что все предложения Крупенина пришли обратно.

— Как то есть обратно? — не понял генерал.

— Пришли вот. — Аганесян, волнуясь, то поднимал, то опускал папку с бумагами, точно нянчил ее.

— А ну-ка, ну-ка. — Забелин вошел в кабинет и, не раздеваясь, склонился над запиской помощника командующего по учебным заведениям. В ней говорилось, что все вопросы, поднятые командиром батареи Крупениным, следует рассмотреть на месте и по каждому из них иметь практическое суждение.

— Любопытно, — сказал Забелин, задумавшись. — Ну и как вы, Акат Егизарович, смотрите на такое указание?

— Без восторга.

— А все же?

— Чтобы иметь суждения, товарищ генерал, нужно все проверить, испытать в действии. А как? Втиснуться в учебный план? Сломать его? Потом выслушивать: партизанщина у вас, безобразия. Я не знаю, товарищ генерал...

— Позвольте, позвольте — остановил его Забелин. — Ломать учебный план никто пока не собирается. Да этого, кстати, и не предлагают нам. Меня в этом другое озадачивает: — Он снял папаху, неторопливо пригладил упавшие на лоб волосы. — Ну, сообщим мы, предположим, в штаб округа свое мнение, а там не согласятся. Что же делать? Опять переписка? Как раз этого-то я и боялся.

— Но, по-моему, есть возможность поправить дело, — сказал Аганесян, неожиданно повеселев. — Разрешите?

Забелин бросил в сторону подполковника беглый взгляд:

— Какая возможность?

— Посоветуйте Крупенину обратиться в редакцию военного журнала.

— Свалить с плеч, значит?

— Не в том дело, товарищ генерал. Хотелось бы иметь авторитетное мнение. Не уверен я, что есть необходимость в крупенинских новшествах. У нас ведь не обычная воинская часть, а училище.

— Да, но показ гироскопа дело все же неплохое. Согласитесь?

— Гироскоп — мелочь, товарищ генерал. Меня беспокоит главное: нужно ли спешить с показом ракетной техники в действии первому курсу? Неоперившихся птенцов летать не научишь.

— Ничего. — Забелин поднял руку и, как бы заключая разговор, опустил ее на раскрытую папку. — Разберемся. Только надо, пожалуй, вот что сделать: позвонить командующему. Как, интересно, он оценивает нашу затею?

— Вот это хорошо, очень хорошо, — закивал головой Аганесян. — Все-таки будет какая-то ясность.

Он взял возвращенную генералом папку и, довольный тем, что резолюции «Начальнику учебного отдела к исполнению» пока на записке помощника командующего не было, вышел из кабинета.

А Забелин был встревожен. Оставшись один, он вдруг подумал: а о чем, собственно, будет он говорить с командующим? Интересоваться его мнением? Но ведь командующий сам вправе спросить: «А вы-то, генерал, имеете свое мнение?» Правда, Забелин мог бы поставить перед Мартыновым другой вопрос — об участии в этом деле представителя штаба округа. Но опять же, заводить такой разговор, не посоветовавшись предварительно с командирами дивизионов и преподавателями тактики, было преждевременным.

«Да, да, нужно непременно посоветоваться», — подумал Забелин. Он быстро застегнул шинель, надел папаху, приказал дежурному закрыть на ключ кабинет и, нигде больше не задерживаясь, направился к выходу.

В подъезде генерал остановился, заметив шагах в десяти от себя полковника Осадчего. Осадчий тоже только что вышел из управления и неторопливо поворачивал на дорогу, которая вела к видневшемуся вдали ярко освещенному зданию клуба. Встречаться с секретарем парткома сейчас, после беспокойных раздумий над запиской помощника командующего, тем более говорить о ней, Забелину не хотелось. С него было достаточно утреннего разговора с Осадчим — во время осмотра выставленных в учебном корпусе курсантских изделий по электротехнике и радио. Вначале речь зашла о лучших работах, о том, каким образом отметить курсантов за выдумку и старательность. А потом, Забелин даже не заметил, как это вышло, разговор перескочил вдруг на крупенинские предложения. И Осадчий сразу же начал возмущаться и тем, что до сих пор не удалось потолковать о них на педсовете, что отправлены они в штаб округа без согласия парткома. И вообще, по мнению Осадчего, получалось, что многие конфликты и неприятности в училище происходили главным образом оттого, что не было должной согласованности в работе офицеров управления. «Ну, сами посудите, Андрей Николаевич, почему, например, Вашенцев не оставил еще мысли избавиться во что бы то ни стало от Крупенина? Да потому, что мы с вами способствуем этому своими разногласиями. Нет у нас привычки спокойно выслушивать друг друга, советоваться, прежде чем принять решение. Индивидуализм и самолюбие подчас мешают».

Сейчас, поглядывая издали на Осадчего, Забелин недоумевал: «И какие слова-то придумал... «индивидуализм», «самолюбие». Вот сочинитель». Он с досадой подумал, что слишком зло все-таки поступила с ними судьба, так неожиданно и беспощадно скрестив их пути-дороги. Ведь будь на месте Осадчего другой человек, иначе бы чувствовал себя и он, Забелин. Иначе бы и разговаривал с ним, не терпел бы того, что терпит сейчас, щадя старую дружбу.

Забелин постоял немного, вобрал в себя побольше холодного воздуха и, сохраняя привычную выправку, торопливо зашагал к проходной.

У дома он лицом к лицу столкнулся с выбежавшей из подъезда Надей. Она очень спешила, на вопрос отца: «Куда ты скачешь?» — ответила, не останавливаясь:

— В кино, папочка, в кино.

— Береги ногу-то! — крикнул ей вдогонку Забелин и покачал головой: «Ох и коза».

Екатерину Дмитриевну он застал хмурой и недовольной. Удивленно спросил: