Владимир Дягилев - Весенний снег

- И ты к дохтуру?

--Угу,-доверительно ответил Сережа.-У меня сердце стукает.

- Стукаит? А вот у меня не стукаит. Дай мне маненько твово стуку.

Сережа кивнул согласно и тут же покосился на мать.

Не видя возражений, он произнес:

- Возьмите. А как?

- А дохтур укажет. Он, ета, знает как.

Сережа наклонился к маминому уху, зашептал:

- Пусть доктор отдаст бабушке мой стук. Ладно?

Вера Михайловна погладила сына по мягким волосам, прижала к себе плотнее.

Приоткрылась дверь. Появилась сестра в белой косынке на такой высокой прическе, что было непонятно, как косынка держится на этакой башне.

- Прозорова с ребенком, проходите.

У Веры Михайловны екнуло сердце. Она тотчас забыла и о сестре, и о ее прическе, повернулась к бабушке, словно желая согласиться на предложенный ею обмен.

Но ничего не сказала, взяла Сережу за руку и пошла.

"Господи",-произнесла .она про себя. Никогда она не верила в бога и никогда не произносила этого слова, но тут подумала: "Господи, ну сделай так, чтобы все хорошо было, чтобы ничего страшного".

Их приняла крупная щскастая женщина. Она добродушно кивнула Вере Михайловне, улыбнулась глазами Сереже.

- Присаживайтесь. Слушаю.

Вера Михайловна уже имела некоторый опыт и рассказала ей так, как рассказывала Владимиру Васильевичу. Врачиха смотрела в упор, словно желала убедиться в точности ее слов, и ни разу не перебила. Когда Вера Михайловна кончила, она распорядилась:

- Разденьте мальчика. Здесь не холодно?

- Вроде нет.

- Ну-ка, иди сюда,-позвала врачиха, .-сосредоточив все внимание на Сереже.

Она долго слушала мальчика и пожимала плечами, точно удивлялась тому, что слышит.

- Подождите,-наконец произнесла она.-Накиньте что-нибудь,-и вышла из кабинета.

Она вернулась через несколько минут с маленьким мужчиной в больших очках. Вера Михайловна не запомнила его лица, лишь заметила залысины на высоком лбу. Она смотрела на то, что они проделывают с Сережей, вернее на выражение их лиц, стараясь по ним угадать, насколько серьезна болезнь сына. Врачи не обращали на нее внимания. Они занимались мальчиком, выстукивали его и выслушивали, крутили из стороны в сторону, просили дышать или не дышать, иногда перебрасывались короткими малопонятными фразами:

- Комбинированный.

- Врожденный.

- Баталлов.

- Систолический.

- А в пятой точке?

Затем они переглянулись между собой, и врачиха снова предложила:

- Накиньте что-нибудь.

А очкастый ушел.

Через некоторое время он появился с седой маленькой женщиной. Халат на ней был накрахмаленный, и шапочка накрахмалена. Она напомнила Вере Михайловне школьницу-выпускницу перед первым экзаменом, особенно со спины, когда не видно было седых прядок, выглядывающих из-под шапочки.

Врачи втроем начали выслушивать мальчика. Только теперь, как почувствовала Вера Михайловна, они не обращали внимания не только на нее, но и на Сережу. Их увлек случай, болезнь, а сам мальчик был лишь иллюстрацией, экспонатом, заслуживающим внимания.

"Да нет, что я",-устыдила себя Вера Михайловна и снова стала следить за лицами врачей. Но на них была лишь профессиональная замкнутость да разве что все та же заинтересованность случаем. Опять повторялись слова "врожденный", "комбинированный" и новое странное слово - "фалло".

- Хотя бы рентген, кровь, ЭК.Г,- распорядилась маленькая женщина.

Крупная врачиха послушно кивнула и записала что^ то на бумажке. Мужчина и маленькая женщина, ушли.

а щекастая опять -взялась за ручку, проговорив между прочим:

- Оденьте.

Пальцы у Веры Михайловны дрожали, и она старалась, чтобы Сережа не заметил этой дрожи.

- Ну вот,-произнесла врачиха, закончив писани"У--Пройдете на анализы, а завтра и решим. У вас есть где переночевать?

- Есть адрес.

- Я машину попробую организовать. Вас подбросят по адресу.

"Спасибо", - мысленно поблагодарила Вера Михайловна и, подумав, почему же она не сказала громко, повторила про себя: "Спасибо".

Фронтового друга директора школы звали Орест Георгиевич. Жил он на Базарной улице, в потемневшем домике с двумя тополями по бокам. Когда машина с красным крестом на кузове остановилась напротив старых ворот, с крыльца сбежала .грузная женщина, а в соседнем доме раскрылось окошко.

- Не пугайтесь, - успокоила Вера Михайловна женщину, - это нас просто подвезли к вам.

Женщина прерывисто вздохнула, покачала головой и улыбнулась приветливо.

- Орест Георгиевич!-позвала она все еще дрожащим от волнения голосом и пригласила:-Проходите, что же вы?

На крыльце уже стоял Орест Георгиевич. Даже издали по прямой осанке можно было признать в нем человека, долго служившего в армии. Бросалась в глаза круглая голова, покрытая коротенькими седыми волосами. Она почему-то напомнила Вере Михайловне поле после жатвы с аккуратно срезанной стерней. Она удивилась этому пришедшему вдруг сравнению и тому, что оно пришло именно сейчас ей в голову, и неуверенно шагнула навстречу хозяину дома.

- Шире шаг,-резким голосом произнес Орест Георгиевич. - Ну-ка, молодой человек, как солдаты ходят?

Сережа неожиданно вытянул ножку и широко шагнул, будто лужу переступил.

Взрослые засмеялись. Смех разрядил обстановку.

- Шершиев, - представился Орест Георгиевич и подал Вере Михайловне жесткую руку.

Она легко пожала ее и стала извиняться:

- Напугала вас. А нас прямо из больницы подбросили. Машину дали.

Орест Георгиевич сделал рукою жест, означающий "добро пожаловать", и одновременно приказал грузной женщине:

- Позаботься насчет довольствия.

- Что вы,-начала было отказываться Вера Михайловна.-У нас |Вот...

- Разговорчики,-шутливо прервал Орест Георгиевич.

Как-то незаметно Вера Михайловна почувствовала себя свободно, будто встретилась со старыми знакомыми. Она быстро привыкла к внешней резкости хозяина и доброй улыбке хозяйки. И Сережа нисколько не смущался. Это было для нее открытием. И в поезде, и в больнице, и здесь Сережа держался легко, только, как всегда, не смеялся, и все говорили ей: "Какой у вас серьезный ребенок". И сейчас хозяйка сказала:

- Уж больно ты, Сереженька, серьезный.

- Мы ведь после дороги. Устали,- сказала Вера Михайловна еще и для того, чтобы не заводить сейчас тяжелого для нее разговора о болезни сына.

Их быстренько определили в комнате на диване, закрыли двери и затихли, ушли во двор.

Сережа, утомленный долгой дорогой и долгим осмотром, почти тотчас уснул. А Вера Михайловна лежала с открытыми глазами, стараясь не шевельнуться, косясь на угол комнаты, где маленький паучок ловко вил свою паутинку. Она ощутила на губах солоноватый вкус и лишь тогда поняла, что плачет.

"Что же это?-думала она.-За что мне такое?"