Владимир Дягилев - Весенний снег

Она рассчитывала возвратиться скоро. Однако ее задержали, попросили пройти к главному врачу.

Главный врач, та самая маленькая седая женщина, со спины напоминающая школьницу-выпускницу, приняла ее радушно, усадила рядом с собой в кресло и все медлила с разговором, как бы прикидывая, с чего начать.

- Как у вас самой со здоровьем?-спросила она.

- Нормально,-ответила Вера Михайловна.

- Тогда наберитесь мужества. Приготовьтесь к самому худшему. Быть может, его и не будет или случится оно не так скоро, но вы приготовьтесь.

- Что у него? - спросила Вера Михайловна и не узнала своего голоса.

- Комбинированный порок -сердца. Врожденный. То есть несколько пороков.

- Это я понимаю,-вставила Вера Михайловна, желая услышать не то, что ей уже известно, а то, чего она еще не знает.

- На сто процентов мы решить не можем, - продолжала главный врач тем ровным, сдержанным тоном, какой вырабатывается у врачей за долгие годы службы.- Его нужно в клинику, в область. Там решат окончательно. А в наших условиях это невозможно.

- Что такое "фалло"? - произнес кто-то другой голосом Веры Михайловны.

Главный врач снова помедлила, будто прикинула, стоит ли отвечать на этот вопрос.

- Это тетрада, то есть четыре порока.

- Сразу?

- Да, сразу. Случай редкий. Его обязательно возьмут в клинику.

- Случай? - спросила Вера Михайловна, потому что в душе не могла смириться с тем, что о ее сыне говорят не как о человеке, а как о каком-то, пусть редком, случае.

- Ну, это наше профессиональное, - сказала главный врач.-Если это действительно Фалло, то прогноз плохой. Обычно они погибают рано.

- Когда?

- В подростковом возрасте... Но это, повторяю, еще неопределенно. Вот в клинике вам скажут точно.

Вера Михайловна опять почувствовала, как все в ней занемело и вся она будто оцепенела в этом черном потертом кресле.

- Адрес ваш есть. Мы сами договоримся с клиникой и известим вас о сроке.

Вера Михайловна с трудом встала, вышла из кабинета. Ноги у нее подкашивались, и она, спускаясь по лестнице, крепко держалась за перила. Но как только увидела сына, его взрослые глаза, тотчас вся внутренне напряглась, выпрямилась и подошла к нему уверенным шагом.

Орест Георгиевич посмотрел на нее вопросительно, и она произнесла:

- Еще неясно. Нужно в область, в клинику ехать.

Хотя теперь эти слова были сплошным обманом, она

сказала себе: "Так и надо. Так и надо".

Орест Георгиевич проводил их до вокзала, посадил

на поезд и, уже когда вагон дрогнул, произнес своим

резким военным голосом:

- Верьте в хорошее. Верьте.

Позже, в дороге, вспоминая его слова, Вера Михайловна поняла, что он обо всем догадался, по не расспрашивал, не терзал ее душу. Спасибо!

Мотоцикл с коляской был виден издали. Он стоял у березы за коричневым станционным домом. А Никиты не было. Веру Михайловну это никак не тронуло, просто она отметила для себя, что мужа нет.

Поезд сбавлял ход. Медленно проплывали знакомые привокзальные постройки. Все тот же дежурный в красной фуражке стоял на платформе. И ворот у него был все так же подогнут с одной стороны.

"Только мы. Только мы", - подумала Вера Михайловна и никак не продолжила своей мысли, потому что находилась в состоянии отрешенности, как будто то, что произошло в городе, те слова, что она услышала от главного врача, контузили ее и лишили внутреннего слуха, ощущения реальности всего, что происходило вокруг нее. Все знакомо и в то же время незнакомо. Она чувствовала себя бесконечно одинокой. Она и Сережа. Все, что касалось сына, она выполняла: поила, кормила его дорогой, сказки рассказывала. И сейчас вывела в тамбур, как только проводница сообщила ей: "Ваша станция".

Поезд остановился. Вера Михаиловна шагнула на ступеньку, и тотчас ее подхватили сильные руки Никиты. Тут же он принял из рук проводницы Сережу и несколько шагов сделал с ними на руках. Потом поцеловал и не выдержал, спросил:

- Ну, как?

- Еще ничего не ясно,--повторила Вера Михайловна свою заученную фразу и, чтобы успокоить его, добавила:-Дома расскажу.

Всю дорогу они молчали. Никита уловил ее настроение и больше не задавал вопросов. А она снова вошла в то состояние отрешенности, в котором находилась с момента выхода от главного врача, вернее сказать, после ее слов. Она ехала как по чужой земле, все видела, все узнавала и ничего не замечала, словно не видела ничего.

К их удивлению, всю дорогу говорил Сережа. Он был настолько переполнен впечатлениями, что не мог молчать:

- А там дома во-о какие. До неба. А на станции народу во-о сколько. А вагонов знаешь сколько? На всех хватит.

Лишь один раз он отвлекся от городских впечатлений, задрал головенку и спросил;.

- А луна почему? Ведь день уже.

Из-за лесочка выглянул знакомый пригорок-родные Выселки.

"Там наш дом,-подумала Вера Михайловна.-Там мы будем, жить и ожидать, когда же это произойдет".

Ей вдруг захотелось остановить машину, попросить Никиту не ехать туда, свернуть в сторону, умчать их в другое место, где не будет терзаний и страшных дней ожидания конца, развязки, гибели Сереженьки. Она.

уже потянулась к мужу, но вовремя остановилась, понимая, что от неизбежного не уйдешь. Никуда не уйдешь и не-спрячешься.

И Марье Денисовне юна сказала:

- Еще не все ясно. Надо в область ехать. В клинику.

- Да чо же это тако?

- Надо, бабуля. Для него же.

- Это-то да. Это-то да.

Бабушка занялась Сережей, а Вера Михайловна прошла в свою комнату и, как была, не раздеваясь, села у окна. За окном покачивались голые ветки акаций.

И почему-то эти потемневшие ветви навеяли на нее такую грусть, что на глаза выступили слезы.

Никита еще при первом взгляде на жену там, на станции, понял, какое у нее настроение, и не заводил разговора. И сейчас он ничего не сказал, только положил свою тяжелую руку на ее плечо. Так они и сидели молча, слушая, как Сережа разговаривал с бабушкой:

- Она думала, я не вижу, а я подглядывал.

- Ай, да чо же это ты так?

- А потому что маму маленькая докторша обидела, Она после нее плакала.

Вера Михайловна снова представила сосредоточенные лица врачей и будто услышала их слова. Ей сделалось душно в комнате.

- Идем погуляем.

- Так устала же?

- Идем.

Они подошли к озеру, к тем березам, у которых мйо-.

го раз сидели в молодости, в годы своей влюбленности.

Короткий осенний день кончался. На-воде играли угасающие краски. Мелкие кудрявые облака проплывали по небу и отражались в озере, напоминая улетающих белых лебедей.

- Около нашего детского дома было точно такое же озеро,-заговорила Вера Михайловна.

- Ты рассказывала, - отозвался Никита.

- Когда я тосковала по маме, то уходила туда, подходила к воде и тихонько звала: "Мамочка, где ты? Мамочка, отзовись".