Владимир Дягилев - Весенний снег

Молодые, как водится, целовались. Гости, как водится, пили, горланили песни, но, едва наступала пауза, вновь кто-нибудь начинал все о том же, о детках.

И кргда молодым стало уже невмоготу, когда невеста собралась бежать из-за стола, заиграл баян. Вера обрадованно воскликнула:

- Попляшем, а?!

- Оно протрястись-то, стало быть, надо, надо, - поддержал старик Волобуев.

А Никита похлопал баяниста по плечу, шепнул на ухо:

- Спасибо, Леха. В случае чего ты баянь.

Молодые не могли понять одного: надоедливо говоря о деточках, старики хотели, чтоб не засох Прозоровский корень. На нем все дерево держится.

У Веры родственников не было. Из блокадного Ленинграда с тяжелой дистрофией она попала в больницу зауральского городка, а затем в детский дом. Окончила школу. Окончила педучилище, и направили ее в далекое село Медвежье. Школа стала ей родным домом, а коллектив учителей заменил родственников. Директор Иван Кузьмич, поглаживая лысую голову, заявил сватам (он был посаженым отцом Веры): "Отдаем с условием: половину свадьбы у нас гулять".

Отвоевали Дом культуры. Расставили столы. Полон зал народу. Подарки от учителей. Подарки от-колхоза.

И пляска. Тут уж плясали до головокружения, аж подвески на люстре позванивали. Сам директор тон задал:

- А ну! По-фронтовому!-погладил лысину и вприсядку, носками вперед.

- Выручай,-подтолкнул Никита Веру,-А то рухнет.

Но директор вовремя остановился и запел, притоптывая:

Ты не ахни, кума,

Ты не охни, кума.

Я не с кухни, кума,

Я из техникума.

А Вера в ответ:

Милый мой голубок,

Ты понять того не мог:

Если б сердцу не был мил, В сердце б гнездышка не свил.

К концу третьих суток, прерывая пляску, слово опять взял директор:

- Внимание, товарищи! Внимание! Сенсационное сообщение. В районе села Медвежьего зафиксировано необычное землетрясение силою до трех баллов. Ввиду отсутствия в радиусе восьмисот километров горного массива, ученые не могут объяснить это странное явление.

К месту события срочно снаряжается экспедиция...

Под веселый смех и шум молодых усадили в сани и отправили в Выселки. Но и там еще продолжалось гулянье. Все это проходило как в тумане. У молодоженов от усталости слипались глаза. Гудели ноги.

А в ушах стоял переливчатый звон поддужных колокольчиков.

Первый год совместной жизни пролетел как во сне.

Вера оказалась легким человеком. Быстро сошлась с бабушкой, с Соней, с ее мужем Иваном, с соседями. Стариков она брала внимательностью, молодых-пониманием и веселостью. А ребятишки - это уж само собой. Они к ней лезли, как мухи на сахар. Вера стала своим человеком в Выселках, как будто тут родилась и прожила всю жизнь, хотя в Выселках она бывала мало: работала с утра до вечера. Возвращалась поздно, вместе с Никитой, который нес ее увесистый, набитый тетрадями и книгами портфель. И выходные дни почти что все она проводила в Медвежьем со своими учениками. И все-таки Вера находила минутку к соседям забежать. То книгу оставит, то заказанную покупку передаст, то посоветует, то соседкиного муженька, перебравшего накануне, пристыдит.

И для Никиты времени у нее оставалось немного:

дорога от села до поселка да ночи - длинные, темные зимой в избе и летние, звездные на сеновале. И, быть может, оттого, что виделись они урывками, что времени им всегда не хватало, они и не наскучили друг другу, и тянулись один к другому, и рады были, когда оставались вдвсем.

- В отпуск бы нам вместе,-как-то сказал Никита. - Так опять же не сходится, У тебя он летом, а у меня лето-самая страда.

- А ты не страдай,-шутила Вера,-успеем еще надоесть друг другу. Жизнь длинная. Мы с тобой сколько лет проживем?

- Тысячу.

- Ну, это слишком, а вот до ста современная наука обеспечит. Давай поначалу на пятьдесят лет задумаем, до золотой свадьбы, а потом повышенные обязательства возьмем.

Никита стискивал ее так, что она ойкала, и оба хохотали до слез.

- Вот уж как складно живут, вот уж как душа в душу, - говорили в деревне, глядя на счастливые лица молодоженов.

- Повезло тебе, -Денисовна, за все слезы, стало быть, за все бояи. Оно и верно, оно и правильно,-повторял при каждой встрече старик Волобуев.

Марья Денисовна не разделяла восторга соседей, точнее, невесткой была довольна, а вот кое-чем - нет. И чем ближе время подходило к осени, тем больше она приглядывалась к Вере, тем больше хмурилась. Как-то не утерпела, сказала Никите:

- Что-то признаков никаких. Ребеночка-то не намечается?

- Она ж не корова, чтоб каждый год телиться, - буркнул Никита.

- А они все ноне такие,-успокаивала Марью Денисовну бабка Анисья. Насчет этого не шибко. Сперва, значит, поживут в свое удовольствие, а опосля..

Однако Марья Денисовна не утешалась. Мысли о продлении Прозоровского рода не давали ей покоя.

- Никитушка, порадовали бы вы меня. Ведь помру без уверенности.

- Живи, бабаня, живи. Не торопи с этим делом...

Мы вот учиться собираемся, на заочном...

- Так вы родите, а уж после учитесь. Родите, а уж мы вынянчим.

- Ладно, ладно. Заявка принята. Обсудим.

На третий год совместной жизни Никита и сам начал призадумываться. Молчал. Но Вера догадывалась, отчего он мрачнеет.

- Я не знаю... Я посоветуюсь... Съезжу в город, к доктору.

- А в Медвежьем-то больница.

- Там мужчины... Хотя есть акушерка, Дарья Гавриловна.

Акушерка сказала Вере, что вроде бы все нормально, а для полного уточнения надо в город ехать.

- Не стыдись, Вера Михайловна. Там Сидор Петрович, старичок такой. Он все знает. Он и утешит, он и подскажет.

Поехала Вера в город. Вернулась, говорит Никите:

- Велел и тебе приехать. Такие дела, оказывается, вдвоем решают.

Через неделю отправились оба.

Старичок доктор морщил нос, как бы приглашая улыбнуться, объяснял Никите жиденьким голоском:

- Видите ли... Вы кем работаете? Ага, ага. Так местный? А супруга ваша родилась в Ленинграде. Ага, ага. У нее, видите ли, дистрофия была. Это может, видите ли, отразиться. Ага, ага. И еще она купель ледяную принимала. Не знали? Было, видите ли, при эвакуации через Ладожское озеро. Полагаю, это и отражается.

Так сказать, последствия войны через столько лет. Ага, ага.

Старичок порекомендовал съездить в Крым, на курорт Саки.

Никита не возражал. Летом, в отпуск, Вера поехала на Юг.

Никита грустил. Марья Денисовна вздыхала.

- Война проклятая,-объясняла она свое горе соседкам.-Ведь голодовку она перенесла, сердешная. Вот и аукнулось.

Соседки тоже вздыхали, сочувствовали.

Три лета ездила Вера на курорт. И все не было результатов. Вера по ночам плакала. Никита гладил ее

шершавой ладонью, утешал:

- Ну, чо ты! Я ж ничо. - Когда он волновался, начинал "чокать".

А у самого ком в горле. И злость на судьбу. "Что же это? За что? Все будто бы ладно, а вот детей нет".