Борис Бурлак - Реки не умирают. Возраст земли

— Что вы, дорогой мой! Я не отрекаюсь ни от одного своего слова. Я был и остаюсь горячим патриотом ярских комплексных руд. Но, поймите вы, если сейчас, в данное время, государству выгоднее эксплуатировать другие месторождения, то упорствовать здесь, ей-богу, вредно.

— Для кого вредно — для вас или для государства?

— И опять не обижаюсь. Знаю, что вы никогда не были каким-то местником.

— Хрен редьки не слаще.

— Не понимаю.

— Ну вот, уже и не понимаете! Когда какое-нибудь ведомство блюдет лишь собственные интересы, не считаясь с интересами других, то это ведь тоже местничество, только возведенное в министерский ранг. Машиностроители голосуют за нашу природнолегированную сталь, а капитаны черной металлургии против. Им, видите ли, экономически не выгодно возиться с ярской рудой. Им, выходит, наплевать, что технически выгодно строить корабли, машины, катать трубы для газопроводов из нашего металла. Формально такие люди тоже борются за государственные интересы, а фактически они пекутся лишь о себе. Нет, Семен Захарович, надобно идти навстречу новым инженерным проблемам, а не плыть по течению доброй, старой металлургической науки...

— Я геолог, не металлург.

— Тем паче.

— Но вы-то сами давно вмешиваетесь в дела металлургические.

— Постольку, поскольку меня касается.

— Завидую я вам, Леонтий Иванович. Неистовый вы человек! Кажется, всего достигли: за никель отмечены Государственной премией, за медь — Ленинской. И до сих пор продолжаете отстаивать еще и ярское железо.

— А кто другой это станет делать? Была надежда на вас...

— Но я оказался по ту сторону баррикады?

— Зря посмеиваетесь. Вопрос тут принципиальный. Дело не в инженерном эгоизме и уж, конечно, не в ущемленном самолюбии какого-то чудака-геолога. Поставлены на карту миллиардные затраты. Кое-кто сейчас вполне серьезно спрашивает: «Да был ли мальчик-то, может, мальчика-то и не было?», «Да был ли смысл-то строить комбинат, может, смысла-то и не было?»

— Опять вы сгущаете краски, батенька мой.

— Был, был м а л ь ч и к, уважаемый Семен Захарович. Вы сами доказывали в своих трудах. Значит, нужда вести начатое дело дальше, а не переводить его, как вы выражаетесь, с узкой колеи на широкую. — Он снизу вверх глянул на профессора и, коротко махнув рукой, сказал по-дружески: — Ладно, посмотрим-ка главную залежь.

— Охотно, — не сразу ответил Голосов, думая о своем.

Машина спускалась в карьер очень осторожно, а никелированный олень на радиаторе готов был кинуться с верхотуры в самую бездну, когда навстречу, упрямо сбычившись, надвигался — тоже никелированный — зубр на капоте самосвала. Зубры шли один за другим, их было много, и застывший в отчаянном прыжке олень, казалось, даже растерялся.

Чем ниже, тем больше зелени на террасах и балконах — нежная окись меди, точно молодая поросль, тут и там пробивалась среди скал, а дно карьера было сплошь зеленым.

Каменицкий целый час показывал гостю все «рудное тело».

— Помните покойного Крейтера? — неожиданно спросил он своего спутника.

Голосов мотнул головой в знак того, что помнит.

— Уж на что был тонкий ценитель меди, но и тот спокойно отдавал мне этакое богатство, не веря, конечно, в его существование.

Голосов хорошо знал Крейтера. Еще бы ему не знать профессора Крейтера, который ввел его в науку! Шеф, бывало, с мягкой иронией рассказывал в НИИ, как одному геологу с Урала везде и всюду мерещится руда; как он, Крейтер, осматривая однажды с этим геологом пустой шурф, сказал ему полушутя-полусерьезно: «Не утомляйте себя, коллега, дальнейшими поисками, я дарю вам березовский колчедан». Французы правы: хорошо смеется тот, кто смеется последним. Везет старику феноменально...

Они возвращались домой вечером. Ехали нижней дорогой, вдоль Урала, который вплоть до Ярска все убыстрял свой ход, заранее готовясь к решительному прорыву через южные отроги Главного хребта. До глянца накатанный проселок то очень близко подходил к берегу реки, в точности повторяя ее прихотливые извивы, то снова отворачивал в сторону, на лысый взлобок, чтобы круто обойти низину, густо поросшую кустами дикого смородинника. После весеннего разлива уже всюду обнажились, отмели — галечные перекаты. На каждом километре был отличный брод, сверкающий под солнцем перламутром свежих раковин. Удивительная река — Урал. Она то замедляет бег на ковыльном степном приволье, — и тогда кажется, что нет на свете более спокойных рек; то вся покроется бело-желтой пеной, как призовой рысак, и начинает метаться среди камней, предчувствуя новую диабазовую теснину. Потому и своенравны летники в пойменной полосе Урала, который не бог весть сколько воды несет к морю, а уступает по длине лишь Волге и Дунаю.

Голосов наблюдал за тем, как расстояние между проселком и рекой изменялось почти ежеминутно, и думал, что и у него с Леонтием Ивановичем происходит в жизни нечто похожее. Они какое-то время идут строго параллельно, и конечно, хорошо понимают друг друга; но потом резко расходятся (к счастью, ненадолго!), и между ними возникают перепалки, такие, например, как сегодня. Кто же из них первым начинает новое сближение? Редко Каменицкий и чаще всего он, Голосов. Вот Урал течет себе и течет, на глаз почти не меняя коренного русла, а прибрежные дороги слева и справа от него, сколько ни капризничают, однако вновь сближаются с Уралом, особенно в зимнее ненастье, когда вёшки исчезают в суточном буране. Подобные зигзаги случаются и с ним, Голосовым, хотя признаваться в этом ему очень не хотелось каждый раз, после очередной размолвки с Каменицким.

— Вечер-то сегодня какой роскошный! — громко сказал он, чтобы начать невинный разговор хотя бы о погоде.

Леонтий Иванович не отозвался. И Голосов замолчал, приглядываясь к широкой излучине реки перед самым Ярском. Невдалеке работала на огуречной плантации дождевальная установка. Насквозь пронизанная заходящим солнцем, водяная пыль оседала в горячем воздухе, и семицветная молодая радуга обнимала веселый березовый колок на виду у пойменного леса.

— Век бы не уезжал отсюда, если бы не дела в Москве, — опять заговорил Семен Захарович.

И опять Каменицкий не поддержал его лирического настроения. Ему сейчас было не до всяких там искусственных радуг над землей. Леонтий Иванович думал о том, что Голосов приехал, конечно, неспроста, не ради автомобильной прогулки по степи, что, видимо, готовится очередной нажим на молодогорский комбинат с помощью науки. А комбинат и без того из года в год сокращает выпуск природнолегированной стали, все больше становясь самым рядовым металлургическим заводом...

«Волга», разгорячившись, влетела в Ярск, и водитель, сбросив скорость, стал поглядывать на светофоры. Каменицкий с удовольствием откинулся назад, чему-то улыбнулся добро.